Когда Морра вернулась в лагерь, при виде ее рук, уже не стянутых веревками, Дэйн опустил голову, и его худенькие плечи сотряс беззвучный плач. Мальчишка все понял.
Морра сглотнула вставший в горле ком. Нет, Свортек – тот Свортек, которого знала она, – от страданий детей удовольствия не получал. Чертов Свортек никак не желал покидать ее внутренний взор. Как наяву, ей чудилась высокая тень в плаще до земли, тихая, но зловещая, как собирающаяся на горизонте буря. Она безнадежно осмотрела лица воинов, словно действительно ждала увидеть его здесь. Его присутствие было таким явственным… Ком в горле стал еще тяжелее. Морра, не удержавшись, жалко всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Как же трудно было привыкнуть к тому, что его больше нет и никогда не будет! Никогда не произнесет он свое решающее слово, более веское, чем мнение Златопыта, а иной раз и самого Редриха, не рассудит запутавшихся, не урезонит зарвавшихся…
Тем временем пара стражей подошли к Шарке и подняли ее на ноги. Девушка прислонилась спиной к дереву и подняла голову, открывая мокрое от слез лицо. Колдовская пелена все еще не сползла с ее глаз, и два бельма устало таращились на толпу вооруженных до зубов людей, напряженных до последнего нерва. Рядом бился в немой истерике Дэйн. Лишь Ураган, стоявший поодаль от ведьмы, сохранял свое обычное спокойствие человека, напрочь лишенного сочувствия.
«Свортек бы этого не хотел»…
Трое лучников выступили вперед и натянули луки, целясь в Шарку. Морра растерянно заморгала: топор, который точил на поляне огромный воин, сбил ее с толку. Конечно, никто не решится подойти к Шарке близко! Лучше пристрелить ее, как бешеную собаку, – и поспешить домой, отделавшись всего одним павшим в битве с самой разрушительной силой, какую знала Бракадия. Это ли не успешная миссия?
– Ураган. – В полной тишине, воцарившейся над лагерем, ее голос прозвучал жалко, как писк котенка. – Я прошу тебя, подумай еще…
Лысая голова повернулась под шорох стрел на тетивах… Внезапно Морра почувствовала, как во всем ее теле напряглись мышцы, а в лицо ударил ветер. Земля ушла из-под ног, и все вокруг: лагерь, воины, деревья, корни – слилось в одно грязное пятно. Она успела лишь удивиться, словно не сама совершила этот прыжок, а кто-то подхватил и выбросил ее тело вперед.
Секунда полета – и она тяжело рухнула в весеннюю грязь. А за ударом пришла боль, такая резкая, что Морра не сразу осознала, откуда именно она пришла.
Кто-то удивленно крикнул, другие ругались, землю сотрясали тяжелые шаги. Когда Морра открыла глаза, мир казался слишком острым, слишком четким. Одна стрела торчала из ее бедра, другая застряла между локтем и плечом, а сверху над ней нависла плотная рваная тень, похожая на чудовищного двухголового волка. За волком же, раскинув свободные от пут руки, стоял другой демон – Шарка с горящими глазами, с грязным и заплаканным лицом, в котором не было ни страха, ни печали.
Воздух над лесом разорвали вопли ужаса. Но длились они недолго – либо сразу затихали, либо обрывались последним, жутким, булькающим стоном… Стрелы осыпались в воздухе, застревая в плотном облаке мрака над Шаркой. День словно накрыли черным покрывалом – это немыслимое количество теней наводнило лагерь так, что под ними не видно было ни земли, ни тел.
Шок сменился тупым изумлением. Морра, ничего не понимая, приподнялась на здоровом локте и смотрела, как поток тьмы смывает с поляны жизнь. От него не было спасения, не было защиты. За несколько минут славные воины генерала Златопыта превратились в гору мяса и железа.
Ужасное предчувствие вдруг накрыло ее с головой: среди убитых и безнадежно сражающихся она не увидела Урагана. И страх не подвел. Оглянувшись, Морра поняла: убийца снова схватил Дэйна. Лицо Урагана словно раскололось: на нем читались то ужас, то надежда, то упрямое ликование. «Наконец-то, уебок, – подумала Морра с мстительным удовольствием, – теперь и тебе страшно…»
Шарка опустила руку, и демоны, совсем как пару часов тому назад на поляне, собрались перед Ураганом и Дэйном, не зная, что предпринять.
– Я убью его! – хрипло крикнул Ураган. – Убью, если ты не…
Договорить ему не дали.
Все еще связанный мальчишка упал на бок, и его тут же поглотил мрак своры. А глаза Урагана вылезли из орбит, пока руки ощупывали густо залитый алым клинок, выросший из груди. Рот скривился, шепча какие-то слова, лицо исказилось первой и последней гримасой изумления и отчаяния.
Потом тело обмякло, и человек за спиной Урагана сбросил его с меча в траву. Тени ощетинились, готовые наброситься на тяжело дышащего мужчину с огромными от ужаса синими глазами.
– Стой! – прохрипела Морра, и время вернулось в свое обычное русло, а с ним вернулось чувство тела. – Не убивай! Он друг!
И вслед за этим она завопила, хватаясь то за одно, то за второе древко, поджимая ноги к груди и снова распрямляясь, уже не в силах сдерживать боль.
Тени отпрянули; часть их рассеялась. Земля под ними была залита красным, засыпана стрелами и оброненным оружием. Сам воздух казался липким от крови, пропитавшимся миазмами смерти. Но даже без теней мир потемнел, словно солнце спряталось за черными тучами. Морра проваливалась куда-то, пока Фубар, отбросив меч, которым убил Урагана, трепал ее по щекам и неразборчиво кричал что-то…
«Ты доволен, Свортек?» – мелькнуло на краешке угасающего сознания, и она позволила себе наконец рухнуть в теплую пропасть.
X. Подозрения
Рейнар гнал грифона долго и безжалостно. Всадники уже замерзли и оголодали, их конечности затекли без движения на ветру. Но оба молчали, словно в этой спонтанной игре проигрывал тот, кто первым решится предложить привал.
Такеш решил все за них. Его голос давно осип от жажды, и наконец грифон просто начал снижаться на знакомые скалы, не повинуясь больше командам всадника. До Хасгута оставалось всего ничего, миль тридцать. Рейнар не стал возражать и позволил ему опуститься на плоскую площадку у вершины одной из скал. Площадка с одной стороны оканчивалась обрывом, с другой – вертикальной прямой стеной, по которой струился небольшой водопад из расселины. К нему-то и летел дрожавший от усталости зверь.
Приземлившись, грифон сложил крылья и громко заворчал, чтобы наездники поскорее слезли с его натруженной спины. Рейнар отстегнул ремни, выпрыгнул из седла и принялся освобождать от ремней Златопыта. Тот все отводил глаза, но Рейнару удалось пару раз обернуться на него в полете. Ни одна бойня не нагоняла на генерала такой бледности, ни один меч он не держал так крепко, как сейчас цеплялся за луку седла. Даже присутствие Рейнара не помогло ему совладать с дрожью в коленях, и герцог отвернулся к Такешу, давая напарнику время прийти в себя. Ему и самому надо было спокойно подумать без свиста и шума крыльев в ушах.
Зачерпнув воды из водопада, Рейнар умыл лицо, покрытое нервной испариной. Перед его внутренним взором стояли маленькая ведьма и ее белые глаза. Мог ли он подумать тогда, у тела Свортека, что увидит эти луны безумия снова, и не у кого-то из Гильдии, и даже не у короля, а у какой-то девчонки? Но больше тревожило его то, с каким неподдельным узнаванием она смотрела на него. Неужели Морра права и Свортек, пусть и в другом теле, все еще не покинул мир живых? А если так, почему бросил этот взгляд именно ему, Рейнару?
