собеседника и, улыбаясь, начал трясти её с великою силою.
— Ох, дружище! Да что ты! Это моя обязанность как вернейшего твоего друга! — отвечал он взаимностью, улыбаясь и тряся руку даже пуще Арсения. — Я, право, очень рад твоему успеху, что у тебя всё получается! Эй! Идёмте, товарищи! — обратился он уже к остальным своим гостям. — Я покажу вам свой дом.
И тут все разом пошли за Кириллом. Не знаю, говоря честно, зачем я сделал имя его таким загадочным, ибо я мог сразу вам сказать, в какой дом летел, да и не заменять слово это «хозяином» иль «господином». В оригинале подобной секретности нет совершенно. Ну и ладно: разве буду я что менять? Что есть, то, как говорится, и есть.
Крыльцо дома было весьма неаккуратным: столбы стояли где попало, некоторые располагались совершенно криво. Всюду творился бардак: тут и взъерошенный пуф, и какой-то матрас, ставший жёлтым, и три доски, облокотившись о стену, как стража, смотрели на всякого входящего и выходящего. Со скрыпом отворилась рыжая дверь, и показался хаос ещё больший. Беспорядок совершенный! По стене тянулся длинный шкаф из тёмной древесины; стёкла его по местам были разбиты иль в трещинах. Он содержал в себе целый музей: тут лежали и книги самого разного содержания (от античной философии, мемуаров и современной драматургии до руководства игры на казу, рецептов японских блюд и эзотерики), и печатная машинка, и копилка в виде свиньи, у которой, увы, вместо пятачка была чёрная дыра, и тарелка, уместившая в себе два засохших крекера, и мешок с гречкой, и ветка в виде голубиной лапки, и миниатюрный баобаб, и как бы крошечная инсталляция новогодней зимы с домиком Деда Мороза, и маленький скворечничек, на котором сидели две птицы — одна без туловища, а другая без головы… Трудно перечислить всё! Уверен, мы бы нашли гораздо больше сего данного, если бы открыли дверцы нижние, не стеклянные… Но уж! не получится. Слева от этого длинного шкафа шла лестница наверх. Повернув у входа направо, можно было найти кухню; налево — гостиную. За лестницей находился спуск в подвал. Говорят, там можно было найти вообще всякую вещь, которая существует в мире сём. Увы, я не смогу включить в сию легенду то многое, что скрыто там, ибо тогда книга моя станет больше на страницы так тридцать две. Знаю, что у Кирилла в подвале помимо страшного туалета была некоторая как бы лаборатория, где выращивались помидоры и бамбук. За этим обыкновенно нужен уход, поэтому теперь ничего такого найти там нельзя, разве лишь остатки сего рода деятельности… Я, впрочем, не разбираюсь и описать, к сожалению, всё сие не смогу.
Кирилл повёл всех героев наверх. Поднявшись по лестнице, ступеньки которой тоже изображали некоторый калейдоскоп из различных материалов, можно было увидеть пять комнат — две слева, две справа и, соответственно, одну прямо по центру. Все они являлись спальнями, но каждая имела для Кирилла особое значение, ибо для всякого сезона спальня была своя. Для зимы — та, в которой пребывали белые обои и некоторые зимние декорации, которые, впрочем, уже давно обветшали, с потолком, изображавшим тёмное, как чернослив, небо с ветрами северными да кристаллами звёзд. Для весны — вместившая в себя засохший цветок и запачканное солнце, висевшее на потолке, с некогда зелёным, но ныне уже чёрным, ковром да полями на стенах, может даже плесени. Для лета… А там не было ничего особенного, исключая лишь какую-то половинку картины, валявшуюся на грязном столе, на которой был изображён летний пейзаж… Обои должны были быть похожими на пляж: внизу — жёлтый, а выше — синий; но, увы, что-то пошло не по плану… В спальне для осени всё было рыжее, как будто испачканное коричневыми, оранжевыми, жёлтыми и красными красками. Пожалуй, эта комната была сделана лучше всякой другой. Вы спросите: почему же спален пять, когда сезонов четыре? Пятая — та, что была по центру, — являлась самой главной: в ней Кирилл мог спать всегда — и только он. Она содержала роскошный коричневый стол, заваленный огромным количеством бумаг; такого же стиля помещался и шкаф. На полках, прибитых к стене выше рабочего места, располагались два крайне дешёвых и совершенно безвкусных портрета, герои которых смотрели друг на друга, — Адама Смита и самого Кирилла. Возле шкафа висело большое зеркало. В самом шкафу можно было заметить золотое пресс-папье, на котором присутствовало изображение слитка, вмещавшего в себя самое имя Кирилла. Кровать, расположившаяся в комнате, имела бордовое шерстяное одеяло с тёмно-зелёными пятнышками на нём и носила на себе тот же готический оттенок. Ох! Только сейчас я удосужился употребить сие слово, дабы тебе, читатель, было понятнее, о чём идёт речь. В самом деле! Почему же я раньше молчал? Обои — о сём я должен был, думаю, сказывать прежде всего, но ничего уж не поделать — тоже были тёмно-коричневые. Окно, хоть и поставленное криво, позволяло глядеть на красивые поля, бывшие возле усадьбы нашего буржуа. Между двумя небольшими зелёными деревцами лился маленький, детский ручеёк. Виднелись также самые разнообразные цветы, образóвавшие собой великую пестроту в сём море зелени. Казалось, попадаешь в некую идиллию, вперяя взгляд свой в сии просторы!
На последнем этаже размещался склад и матрасик, на котором жил Ивашка. Там было темно, ибо не было окон, и очень грязно. Великий, страшный бардак, сущий хаос заслонял весь этаж этот: найти там можно было, прям как и в подвале, всё что угодно. И я тоже не стану ничего перечислять! Скажу только, что некогда у Кирилла была мечта сделать тут окно, дабы следить с помощью телескопа за различными астрономическими объектами; но для этого нужно что-то делать, а это, как известно, всё очень трудно, тяжело… Интересно, знал ли он, что у него лежало в доме и, даже если и знал, мог ли что найти при необходимости? Как вы думаете? Я вот думаю, что не мог бы… ибо весь сей бардак его из-за жадности его великой существовал, а она… Но мне лень думать. Хотя ладно, ладно, попробуем… Вот ценит ли жадность? С одной стороны, да, ценит, ведь человек боится потерять нечто, но с другой — не ценит вовсе, ибо забывает про предмет. Это ведь ловушка, грех! Но я сам грешник великий, так что знание моё о Боге постепенно уходит… Увы, рассуждать более не могу. Это грустно!
Кирилл разместил в четырёх комнатах: Арсения, Сан’сана, Тайлера и главного наёмника. Двум остальным он предложил либо взять матрасы и
