мы провели ночь. На рожон не лезьте. Нам с Гилбертом лучше пойти впереди.
Мы соглашаемся (все, кроме Орешка). Коза решает тоже идти впереди, и на все просьбы Нелы только фыркает, мотает головой и таращит жёлтые глаза.
Мы поднимаемся по холму, переходим мост над заледеневшим рвом и оказываемся во дворе замка. Слева и справа темнеют небольшие постройки — может быть, дома работников или склады для хранения припасов. Вот это точно конюшня, сохранилась и коновязь, и даже остатки зерна в корыте. Орешек тут же принимается жевать замёрзшее зерно, даже не задумываясь о том, сколько ему может быть лет.
Слева от нас возвышается очень красивый дом с остроконечной крышей и витражами в окнах. Может быть, для почётных гостей? Я бы поглядел поближе, но здание стоит в отдалении, а Нелу и Гилберта сейчас волнует только сам замок.
Мы приближаемся ко входу, перед которым лежат три широких каменных ступени. Высокая дверь, окованная металлом, темнеет перед нами.
«Не доверяйте той, что ходит во тьме, — гласит надпись, глубоко процарапанная в дереве, покрытом коркой льда. — Оружие её — обман. Что сделала она, что боги оставили нас?»
Внимательно изучив надпись, Нела тянет дверь на себя, и та неожиданно легко отворяется.
Мы входим и оказываемся в мрачного вида широком коридоре, ведущем в темноту. Он освещается единственным окном где-то под потолком.
— Не спеши, — говорит Нела Гилберту, шагнувшему было вперёд. — Ничего не видно, а пол мог провалиться.
Она с усилием снимает со стены примёрзший к кованому кольцу старинный факел и пытается его разжечь. Тот долго не поддаётся, и когда Нела уже начинает осматриваться в поисках чего-то другого и взгляд её задерживается на моём шарфе, пламя медленно и неохотно разгорается. Я с облегчением выдыхаю.
— Вот так! — радостно восклицает Харди. — Эх, протопить бы ещё все печи в этой пещере, если они здесь найдутся!
— Теперь вперёд, — командует Нела, указывая факелом направление. — Ступайте осторожно, ведь…
Цок-цок-цок! — звонко стучат по камням пола копытца, и Орешек, взмахнув хвостом, скрывается из виду во мраке. Нела, прервав свою речь на середине слова, спешит за козой, и всем нам остаётся только следовать за ними.
Коридор оказывается не очень длинным. Он удивительно чист — за столетия здесь не скопилось ни паутины, ни пыли, лишь иней покрывает стены. Там и сям виднеются держатели для факелов. В прежние времена, должно быть, пламя освещало путь, и здесь было совсем не мрачно.
Вскоре мы подходим к двери с противоположной стороны коридора. Она не столь велика, как входная, но дерево местами рассохлось, потому Неле приходится приложить усилие, чтобы сдвинуть дверь с места.
Нашим глазам открывается просторный зал с высоким потолком, который поддерживают колонны. К ним примёрзли длинные полотнища флагов — тёмно-зелёных, украшенных изображением белых меча и щита.
— Мек! — радуется коза Орешек и спешит к ближайшему столбу, где принимается дёргать и тянуть на себя флаг.
Не успеваю я оглядеть даже часть зала, как слышу тревожный голос Нелы:
— Замрите!
— У-у-у, это призрак? — шепчет Харди.
Краем глаза улавливаю движение, поворачиваю голову и вижу хрупкую немолодую женщину, в светлых волосах которой немало седых прядей. Она с тревогой прижимает руки к груди, качнувшись нам навстречу.
Глава 19. Радостного мало — с мёртвыми болтать
— Неужели, спустя столько лет! — восклицает незнакомка.
Она странно одета. Не то чтобы я разбирался в женских платьях, но у нас в королевствах уж точно такого не носят. Длинные рукава тёмно-зелёного платья (из-за цвета которого я, наверное, и не сразу заметил женщину — она стояла у колонны, рядом с флагом) спускаются почти до земли. Носить такое было бы невероятно неудобно, если бы только в области локтя не было прорезей, в которые можно продеть руки. Но что мешало сразу сшить рукава нормальной длины?
Подол тоже чересчур длинный, он волнами струится по полу вслед за незнакомкой, когда она делает несколько шагов в нашу сторону. Может быть, ей шили одежду навырост, а она так и не доросла? Хотя рост у неё сейчас вполне обычный для взрослого человека.
— Но кто вы? — вопрошает незнакомка, и её голубые глаза с тревогой всматриваются в наши лица. — Зачем вы здесь? Жаждете отыскать богатства, хранящиеся в этом замке?
— Сокровища нас не интересуют, — отвечает ей Гилберт. — Мы хотим узнать, как снять проклятие с этих земель.
Женщина облегчённо вздыхает, склоняя голову, тревога пропадает с её лица и на бледных губах мелькает даже слабая улыбка.
— Я счастлива слышать это, — произносит она, вновь поднимая глаза на Гилберта. — Это и моё главное желание вот уже… ах, не сосчитать, сколько лет. Но я, к сожалению, бессильна, хотя возможно, какие-то мои знания сумеют вам помочь.
Андраник деликатно покашливает.
— Прошу прощения, — смущённо вмешивается он, — но может быть, нам стоит сперва представиться? Благородная дама, я принц Андраник из Четвёртого королевства.
— Четвёртого? — немедленно интересуется незнакомка, удивлённо поднимая брови. — А где оно находится?
— К западу от этих краёв, за Кромешными горами и за рекой, — с готовностью поясняет Андраник. — А вы, вероятно, правительница здешних земель?
— Надо же, как всё изменилось, — с горькой усмешкой отвечает женщина. — А ведь когда-то земли за дальней рекой тоже были нашими, а теперь, вижу, никто о нас даже и не помнит. Нет, я не правительница — правил мой сын, Вилхелм. Я Адалинда, его несчастная мать. Прошу, помогите нам, помогите мне!
— Почему на этих землях лежит проклятие? — спрашивает Нела, и не думая представиться.
— О том я могу лишь догадываться, — отвечает старая дама, — но думаю, догадки мои верны. Прежде чем я поделюсь с вами, могу ли я просить вас о помощи?
— Какого рода помощи? — поднимает бровь Нела.
Адалинда вздыхает, заламывая пальцы, лоб её прорезают морщины. Взяв себя в руки, она говорит:
— Накануне дня, когда проклятие пало на эти земли, у нас с сыном вышла размолвка. Сгоряча он пожелал никогда больше меня не видеть, и так оно и вышло. Мой мальчик… Вилхелм здесь, в тронном зале, но не видит и не слышит меня, хотя я остаюсь рядом с ним все эти годы. Зло бродит за стенами, но пока я рядом с сыном, оно бессильно. Прошу вас, пожалуйста, поговорите с Вилхелмом, скажите ему, что мать никогда его не оставляла, что она его любит и всегда любила.
Слёзы дрожат в больших голубых глазах старой женщины, губы её трясутся.
— Я не буду… не буду присутствовать при вашем разговоре, но если Вилхелм… если он простил меня, тогда, может
