На приеме я убедился, что Ольшанский блефует, лишь только посмотрел в глаза своей Сони. Все еще такой моей, что в груди защемило.
Демид всем своим видом демонстрировал, что она уже легла под него, но даже ее чересчур откровенный наряд и яркий макияж меня не обманули.
Потому что за красивым образом хищницы просматривалась моя застенчивая и скромная жена. Хотя, признаться, я охренел когда ее увидел.
Я знал, что она красавица, но такой ее видел впервые. Признаю — Демид, этот похотливый ублюдок, умеет выбирать женщин.
У меня дыхание остановилось, когда она вошла под руку с Ольшанским. Соблазнительная, сексуальная. И все равно только моя.
Потому что я видел ее во сто крат сексуальнее. В постели, под собой, без всяких платьев. Без всего. Стоило только представить, что этот ублюдок хочет ее у меня отобрать, меня разрывало на части. А когда вместе их увидел, вовсе берега потерял.
Она не нужна ему, я знал это с самого начала. Демид в принципе к женщинам относится как к расходному материалу, а тут подвернулась такая возможность — достать меня через мою жену.
Я бы ее в таком виде дальше спальни не выпустил, чтобы только для меня бы такой была. А остальным нечего на мое слюни пускать. Но Ольшанскому плевать на Соню, он бы и голой ее привел, лишь бы меня достать.
И у него получилось. Я сам все для этого сделал, дал ему этот шанс, и ублюдок не преминул воспользоваться.
Недооценил я братишку. Сам себя убедил, что раз Соня не стала упираться и уехала со мной из той вшивой гостиницы, у меня получится ее вернуть.
А она меня как лоха провела, моя послушная девочка…
Накрываю руками руль и упираюсь лбом. Из аэропорта я уехал сам, водителя отправил с охраной. И вот уже второй час кружу по ночному городу.
Когда в третий раз проехал по одному и тому же перекрестку, остановился и узнал — здесь я впервые увидел Соню. Случайно облил водой из лужи, вышел, чтобы извиниться, и пропал.
Теперь стою, не могу сдвинуться с места. Я влюбился в нее, я любил ее. И люблю.
Как же я умудрился так бездарно все просрать?
В сотый, нет, в тысячный раз прокручиваю по минутам вечер того гребаного корпоратива. В памяти картинки четкие и ясные, как качественная цифровая запись. Вот мы с Бацманом говорим речь. Потом сотрудники начинают накачиваться алкоголем, а мы с Бацманом беседуем на балконе.
Он рассказывает как продвигается его стройка, а я интересуюсь инфраструктурой в загородном поселке, где Бацман достраивает дом. Еще думаю, что пора и нам с Соней перебираться за город.
Все это время бокал с виски я держу в руках, нигде не оставляю его ни на минуту. Не потому что такой недоверчивый, а чтобы официанты не унесли. Тогда придется новую порцию брать.
В какой-то момент все меняется, восприятие обостряется. Краски кажутся контрастнее, звуки громче, запахи резче. Кожа плавится и исчезает, будто испаряется, нервные окончания оголены. Возбуждение появляется раньше, чем в мое поле зрения попадает блондинка с длинными волосами.
Она приглашает меня на танец. Я знаю, что это сотрудница Бацмана, он обращается к ней по имени, но я не помню, как он ее называет. Все что помню потом — животное, звериное возбуждение. Даже не возбуждение, а похоть. Дикую, необузданную.
Я привык, что вокруг меня много женщин. По бизнесу и по жизни. Но с того дня, как я сделал предложение Соне, они перестали меня интересовать.
Только это не значит, что я перестал интересовать их. Не всех останавливает обручальное кольцо. Я давно привык пресекать любые попытки к сближению. Справлялся без особых усилий — понятливые отваливали сразу, непонятливыми занималась охрана.
Что произошло в тот вечер, не могу объяснить до сих пор. Почему потащил сотрудницу Бацмана в первую попавшуюся подсобку и поставил на колени. Сейчас стоит вспомнить ее слюнявый рот с размазанной помадой, тянет на рвоту. А тогда нет, только звериная похоть, которую не получалось удовлетворить.
Корпоратив проходил за городом, в комплексе был отель. Я решил, что перебрал, сказал охране, что остаемся. И когда спросил назавтра, какого хера они впустили ко мне эту суку, парни в один голос сказали, что были уверены — я для этого и остался. Потому что никогда таким меня не видели. Решили, что у меня тормоза от нее слетели.
В груди как стержень раскаленный проворачивается. Если б можно было отмотать назад, все бы за это отдал. Все что у меня есть.
Лишь бы она у меня была.
Но ее больше у меня нет, я сегодня это понял в аэропорту. Пока цеплял ее взглядом, держал, все еще надеялся на чудо. Все казалось, что вот-вот, и она дрогнет. А она отвела взгляд и быстро прошла на посадку. Меня в пыль разнесло, по стенам размазало, а она только голову выше подняла.
И я понял, что все. Нет, не так. А ВСЕ.
И не имеет значения, как долго она будет с Ольшанским. Она не будет со мной.
Завожу двигатель и направляюсь в отель. Дома я не живу. Не могу. Слишком много там Сони. В отеле стерильно и безлико, там мне самое место.
Уже в номере достаю телефон, некоторое время туплю в экран. Поздно? Похер.
Набираю Сикорского. Он долго не берет, но я все равно звоню. Наконец слышу заспанный недовольный голос.
