Книга Тайна Нефертити - Элизабет Питерс

Джон, державший извивающегося Хассана на расстоянии вытянутой руки, был одет полностью. Он поставил мальчишку на ноги и, дав ему подзатыльник, который остановил поток брани разъяренного гаденыша, сказал:

— Подумай о том, как ты все это объяснишь, Хассан. И для тебя будет лучше, если объяснение окажется убедительным.

Блоч, бесшумно ступая по ковру босиком, подошел ближе.

— Этому нет и не может быть объяснений, — угрожающе проговорил он своим тягучим голосом. — У него ведь нет никаких дел в этом здании, не так ли?

— Нет.

Хассан выпрямился, поняв, что сопротивление бесполезно, а о том, чтобы сбежать, не может быть и речи. Он демонстративно провел рукой по губам и сплюнул. Я невольно позавидовала его выдержке: редко человек попадает в более безвыходное положение, чем он, тщедушный и маленький по сравнению со всеми, за исключением Марка, кто окружил его плотным кольцом. На этот раз он предпочел калифорнийской рубахе национальную одежду — очень мудрая предосторожность, поскольку, если бы его заметили, но не схватили, трудно было бы доказать, что это был он.

— Я пришел, — заявил он дерзко, — потому что меня пригласили. Я — гость.

Блоч рванулся к нему, словно хотел схватить за горло, но Джон твердой рукой удержал его.

— Кто же тебя пригласил? — спросил он.

Не говоря ни слова, Хассан повернул черноволосую изящную голову и ослепительно улыбнулся мне неотразимой улыбкой.

Кто-то изумленно ахнул. Скорее всего, это был Эл Шнайдер. Мой непонимающий взгляд встретился со взглядом Марка, и, только когда он отвел глаза, кровь бросилась мне в лицо, и я покраснела до корней волос. Казалось бы нелепейшее объяснение неожиданно обернулось не таким уж абсурдным. Джон и Майк, Блоч — они еще могли не поверить подлому паршивцу. Но другие, что они знают обо мне и моих вкусах? А если еще припомнить случай в отеле, можно подумать, что не в первый раз приглашенного гостя выставляют из-за слишком бурного проявления чувств или даже в результате ссоры любовников. Я чуть не задохнулась от этой мысли.

Улыбка Хассана сделалась еще шире и разом исчезла, когда кулак Майка со всей силой заехал ему в челюсть.

Хассан как подкошенный грохнулся на пол, и Майк, бордовый от ярости, наклонился над ним, чтобы поднять для дальнейших увещеваний. Джон оттащил мальчишку.

— Достаточно, Майк, — сказал он холодно. — Если ты в состоянии обуздать свои благородные порывы, препроводи его вниз, в мой кабинет. Остальные могут отправляться в постели.

Джон не посмотрел на меня ни разу. Я схватила его за руку, когда он уже приготовился последовать за пленником и его конвоиром вниз по лестнице.

— Джон...

Он поднял на меня холодный, равнодушный взгляд, и я выпалила вовсе не то, что собиралась сказать:

— Почему ты одет? Ты что, не...

— Я заработался допоздна. — На мгновение взгляд его дрогнул, потом опять стал твердым. — Я услышал, как он крался по лестнице, и отловил его прямо здесь.

— Каким образом он проник сюда? — спросил Блоч, рассеянно приглаживая растрепанные седые волосы. — Я думал, на ночь все запирают.

— Ничего не стоит перелезть через ограду. Наш так называемый ночной сторож большую часть времени проводит во сне.

— Но само здание?..

Ответом на этот вопрос мы были обязаны Марку, который со свойственной ему любознательностью взвесил и просчитал все возможные варианты и теперь вприпрыжку мчался к нам наверх по лестнице.

— Одно из окон в гостиной открыто, — возвестил он.

Все стало ясно. Я развернулась и побрела в свою комнату, не смея поднять глаза на кого-нибудь из них — расторопного, исходящего любопытством Марка, Ди с ее улыбочкой, Блоча с выражением сомнения во взгляде. Окна здесь открывались только изнутри. Я-то знала, что не открывала окна, но другие не знали — за исключением того, кто это сделал. Ди в поисках любовных приключений? Возможно. А может быть, это сделал кто-нибудь еще, тот, кто нанял убийцу, чтобы не замарать кровью собственные руки?

* * *

На следующее утро, когда мои страхи улеглись, я сама позволила им напомнить о себе. Я решила, что не поеду на раскопки. Терпеть изучающие взгляды Марка и Эла, строивших невероятные догадки, было достаточно неприятно, но еще меньше, черт возьми, я хотела оказаться под обстрелом всепонимающих взглядов рабочих. К этому времени, вероятно, все они, включая и его дядю Фейсала, знали о последней победе Хассана, и, надо полагать, находили эту новость чрезвычайно занимательной.

Через десять минут после того, как я утвердилась в своем решении, явился Джон и забарабанил кулаком в мою дверь, а когда я ответила «Пошел вон», он вошел.

— Сегодня я никуда не поеду, — объявила я.

— Нет, поедешь, — отрезал он. — Одевайся, или я сам тебя одену.

Прибыв на место, я заняла свою излюбленную позицию в тени под скалой и провела там все утро.

Это оказалось не так тягостно, как я ожидала. Иссушающая мозги жара не доставляла мне чрезмерного беспокойства из-за того, что я, как видно, уже акклиматизировалась, а возможно, и потому, что у меня не было достаточного количества мозгов, которым это могло бы повредить. И все же их хватило на то, чтобы заметить перемену в поведении рабочих. Их внимание ко мне ограничивалось лишь кратким приветствием, мало того, они, казалось, избегали и друг друга тоже. Работавшие бригадами люди то и дело разбредались, предпринимая странные прогулки куда-то в сторону. У них всех был небывало таинственный вид. Несомненно, слух о гробнице дошел до жителей Гурнаха. Ни один из них больше не проявлял усердия в работе. Во всяком случае, искреннего.

У меня была масса свободного времени, чтобы поразмыслить о ночном визите Хассана, чье отсутствие на раскопках выглядело весьма подозрительным. Нет сомнения, что он явился на свидание с Ди, о чем свидетельствовало ее роскошное неглиже, надетое конечно же заранее, а не в момент неожиданной тревоги. Я не могла представить, как она со своим гипсом спустилась вниз по лестнице, чтобы открыть окно, пока не сообразила, что девчонка наверняка сделала это до того, как подняться наверх. Сначала я разозлилась, что она не стала меня выручать, но потом поняла, как наивно было бы рассчитывать на это. Я на ее месте тоже, скорее всего, промолчала бы. Особенно при таком, как ее, папочке, грозном, словно огнедышащий дракон, охраняющий красавицу в своем замке и готовый наказать ее за дурное поведение.

И все же после ночного инцидента я не слишком благоволила к Ди, и поэтому, когда она под вечер постучала в мою дверь, я впустила ее, не потрудившись выразить восторг от ее появления.

— Тебе следовало бы нежиться в объятиях сна, — обронила я сухо, — ведь прошлой ночью ты, должно быть, не сомкнула глаз.

— Так и есть, — сказала Ди и села.

Сраженная подобной искренностью, я всмотрелась в ее лицо. Она выглядела измученной и постаревшей лет на десять.