своими большими руками, раскладывал, потом откашлялся и пересел на другое место.
— Вот, — сказал он наконец. — Я готовил это, собственно, для себя, но теперь, когда на нас так повлияла смерть Марженки, то мы бы для него… может, мы могли бы… ну… этот траурный марш…
Он взглянул сквозь слезы на членов своей музыкальной группы, потом устремил взгляд куда-то в угол, пошмыгал носом, быстро вытащил из кармана огромный платок и спрятал за ним небритое, мокрое от слез лицо.
Похороны Марженки были торжественными.
Такого, что происходило теперь в Хамрах, никто до сих пор не помнил. Молодого пограничника провожало все село. Были здесь лесорубы и сплавщики, возчики и рабочие лесопильного завода, шоферы, учитель с детьми. Погибшего сопровождали почетный караул и группа музыкантов Берана. Боевые друзья, с которыми он проводил время в казарме и ходил в дозоры, отнесли его на кладбище, расположенное на возвышенном месте посреди села. За гробом шли Кот, сухой и костистый, с черной лентой на рукаве, и Бурда. Над траурной процессией звучала печально-торжественная мелодия, написанная Бераном.
Пограничники сжимали кулаки и хмурились.
В конце процессии шла Мария Рисова. Она отыскала глазами Карела. Он нес гроб.
Люди, идущие впереди, остановились. Раздалась неясная команда.
— Послушайте, — услышала она рядом, — как же теперь с возлюбленной Марженки?
Кто-то тихо произнес:
— Ей послали телеграмму… но она не ответила.
Над обнаженными головами поднялось три ряда ружей.
— Пли! — крикнул кто-то. Прозвучал залп прощального салюта.
Слабость охватила Рисову. Она закрыла глаза, но, несмотря на это, видела вырытую могилу и гроб. Внезапно сжалось сердце: это ее муж был в ту ночь там, ее муж — убийца!
Она пробралась между могилами к концу кладбища. С противоположной стороны донеслось эхо выстрелов.
— Пли! — раздалась повторная команда.
Последние, мимо кого она прошла, были Галапетр и шофер Вспрышек. Она бросилась бежать, споткнулась возле забора, возле старых могил с немецкими надписями. Опять щелкнули затворы, новый залп сухо треснул за ее спиной. Она была уже не в состоянии идти дальше.
Перекатывалось эхо. На память пришли слова: «Я еще твой муж, и другого у тебя не будет». У него был плащ, на голове промокший берет. Чем не тракторист? Вот только пистолет.
— Пли!
Мария вытащила из кармана платок и разразилась горькими рыданиями.
«Мне всегда не везло, — подумала она. — У Павла был пистолет. И он ушел в ту дождливую ночь обратно к границе. Он убийца! И я об этом знаю».
Мария кусала платок зубами, не в силах успокоиться. Она боялась за Карела, боялась за себя.
На мгновение ей стало жаль Павла: задавил ребенка, эта человеческая жизнь была у него на совести. «Страх погнал его за границу, теперь его привела ко мне прежняя любовь, а я не поняла его, он вернулся и, возможно, в порыве ярости, возможно, обороняясь, убил. Две жизни! Павел — мой муж!»
В память о Марженке, молодом, красивом, играли какую-то грустную мелодию. Неожиданно Мария задрожала как в лихорадке. Она поняла, что это она виновата в смерти пограничника. Опершись о забор костела, Мария смотрела на опустевшую деревню, на голубоватые вершины гор, искала выхода из положения, в котором очутилась. За костелом доигрывали печальную мелодию траурного марша. Его будто бы сочинил этот Беран из Митины…
Мария поняла, что находится в западне, из которой нет выхода. Но странно, она почувствовала какое-то облегчение, когда осознала это. Получалось, что ей конец: Павел был у нее, а она не сообщила об этом. Но ведь она не сделала этого из-за Карела. Он спал и был вне опасности. А теперь она просто не может идти к нему или к Коту. Поздно. Ее бы наказали, но это не пугает. Самым большим наказанием был бы конец их любви. Нет, она не может признаться! Ведь она помогла убийству! Это на ее совести.
Рисова решила молчать. Это был бы конец с Карелом! Внезапно ей пришла новая мысль: бежать! Это единственный выход! Бежать туда, куда не мог бы добраться Павел! Спрятаться от него! С Карелом или даже без него. Только подальше от этого убийцы, который ждет там, на другой стороне. Уехать. И быстрее, иначе будет поздно.
Выглянуло солнце. Было довольно свежо, ветер разогнал весь туман и открыл бесконечные дали: цепи покрытых лесом гор. На кладбище доиграли похоронную мелодию. Она услышала шаги и тихий разговор участников похоронной процессии. Вытерла глаза и перешла к задней стороне костела, куда редко кто-нибудь заглядывал, и ждала там Карела.
Он шел с группой самых близких друзей Марженки. Заметил ее и направился к ней, слегка кивнув головой. Был он побледневший, даже не улыбался. Только теперь, когда Марженка покоился под слоем свежей глины хамрского кладбища, пограничники полностью осознали невосполнимость этой потери.
Они медленно шли вниз по деревне, в сторону магазина и погранзаставы. Повсюду виднелись черные фигуры идущих с похорон. Люди неловко чувствовали себя в траурных костюмах. Долой их! И скорее надеть все туже старую рабочую одежду, только в ней и чувствуешь себя хорошо.
Буришка с молчаливого согласия Кота повел нескольких пограничников в харчевню. Они вошли в тот момент, когда машина майора Вавры, громко сигналя, разгоняла группы людей, идущих с похорон вниз, к лесопильному заводу.
— Видел? — спросил Цыганек Буришку. — Мы должны об этом сообщить Коту.
Буришка вздохнул:
— Опять что-то интересное появилось на горизонте. Стоит ли идти спать? — И кивнул в сторону Земана, который шел рядом с Марией Рисовой.
— Карел!
Но сержант не обернулся. Он медленно вел Марию по деревне. Продавщица была взволнована. Ее пальцы нервно стискивали руку сержанта. Земан чувствовал ее беспокойство. Долго шли молча, каждый со своими мыслями.
— Вечером у меня дежурство, — нарушил он молчание. — Жаль. Если бы не случилось этого несчастья, я бы был свободен.
Она повернулась к нему и остановилась.
— Карел! Мы должны уехать отсюда.
— Как уехать? Куда?
— Я не могу здесь больше оставаться, не могу!
«Да, не легко жить в такой пограничной деревне. Она обо мне заботится, — подумал он, охваченный счастьем. — Боится, чтобы меня не постигло то же, что и Марженку». Он погладил ее пальцы и улыбнулся.
— Нам нужен покой, Мария. Придет время, и на границе станет спокойно. Надо попросту выдержать это. И потом, я здесь нашел свое счастье. Такова жизнь. Не бойся, дорогая.
— Боюсь.
— Ты как малое дитя.
— Нет, Карел. Я здесь не останусь.
— Что с тобой? — отозвался он удивленно.
— Если ты меня любишь, пойдешь со мной!
Он крепко взял ее за локоть и успокаивающе взглянул ей в глаза.
— Ты не должна
