– Нельзя транжирить деньги по мелочам, – повторял Виктор, – копейка рубль бережет. Нам нужны новый шкаф, ковер, в туалете давно пора сделать ремонт, а еще я думаю взять в кредит зимнее пальто. Себе.
Строгая свекровь, наносившая частые визиты и обшаривавшая жилище молодых своими хитрыми и жадными глазками, была довольна. Анечка трудилась с утра до вечера, а с вечера до утра работала санитаркой в больнице. Через три месяца она буквально валилась с ног, но ее робкие жалобы никто не слушал.
– Почему ты ноешь? – морщился Виктор, разваливаясь на диване с бутылкой пива в руке. – Хотела замуж? Теперь работай! Супружество – это не только прогулки при луне и всяческие прочие глупости.
Еще через четыре месяца выяснилось, что Анечка беременна, но ни муж, ни свекровь и слышать не хотели о ребенке.
– Ты что? – кричала свекровь. – О чем ты думала? Какие дети? Вы сначала встаньте на ноги! Посмотри в шкаф!
Мать Виктора рывком распахнула дверцу.
– Белье неотбеленное! Рубашки неглаженые! – вопила она, трясясь от злости и вываливая на пол простыни, пододеяльники, наволочки, рубашки, брюки, носки и куртки. – Ты за мужем проследить не можешь! Куда тебе ребенка заводить? А квартира? Посмотри на ванную. Эмаль облупилась, обои висят!
Виктор при этом молча тыкал в лицо Анне список из тридцати семи пунктов, где числились новая сантехника, шкаф, полки, банка нитрокраски, шпатель и шторы. Последним в списке было зимнее пальто. На все это Виктор копил.
Анна сделала аборт.
Через одиннадцать лет, когда ей исполнилось тридцать и они с мужем купили все, упомянутое в списке, Маросейчук решил, что пора подумать и о наследнике. Но с наследником не получалось.
В интернет-кафе было тепло. В уголке дремал администратор, тихонько журчал кофейный автомат. Даша открыла браузер и набрала в строке адреса «www.google.ru». Появилась строка поиска. Василий подошел к аппарату, сунул купюры в купюроприемник и нажал две кнопки. Он любил черный кофе, а Даша – капучино с горкой белой сладкой пены. Раны продолжали беспокоить Юдина. Ногу дергало. Очень болела рука, укушенная псом и оцарапанная колючей проволокой.
– До 1997 года усыновление осуществлялось в административном порядке, а затем был введен судебный порядок установления усыновления, – прочитала Гусева вслух.
Вася отпил кофе из пластикового стаканчика, ставшего мягким от горячего содержимого, и поставил капучино перед Дарьей.
– А это значит, – продолжила девушка, – что никаких постановлений суда в твоем случае не существует.
Астроном заходил по помещению интернет-кафе туда и обратно, отпивая на ходу кофе.
– Значит, – сказал Василий, подумав, – нужно искать в архивах роддомов, ЗАГСов и отделов опеки и попечительства. Также можно попытаться найти мою медицинскую карточку.
– Как тебя звали до смены фамилии?
– Она не знает, – покачал головой Василий, – я спрашивал. Но мы всю жизнь прожили в одном и том же месте, в нашей квартире. Поэтому, я думаю, логично было бы нанести визит в архив отдела ЗАГСа нашего района.
Даша кивнула.
Вася подошел и крепко обнял девушку за плечи.
– Спасибо. Что бы я без тебя делал, – сказал Юдин.
Они расплатились и ушли из интернет-кафе в ночь, оставив кофе недопитым.
Анна открыла аптечку, достала валерьянку и проглотила две таблетки, запив их водой. Потом мама Юдина закашлялась и снова заплакала.
– Вася, Вася! – повторила она.
Тогда, много лет назад, она долго пыталась забеременеть. Свекровь принялась брезгливо поджимать губы и посматривать на Анечку с неудовольствием.
– Ты что такая непутевая, а? – говорила она зло. – Давай рожай, а то поздно будет. Витя на сторону смотреть станет. Ему уже сорок, дом – полная чаша, а дети где? А? Подумай, нужна ли ему такая жена!
Анна захлебывалась слезами. Очередной визит к врачу все прояснил – детей у нее не будет никогда. Из-за того аборта в восемнадцать лет.
– Вы же сами меня заставили. Это вы виноваты, вы! – пыталась сказать Анна свекрови и мужу, но слова застревали у нее в горле.
– Фу! Нерадивая, – морщилась свекровь.
Витя и не думал защищать супругу, целиком и полностью поддерживая мать. Анну все сильнее преследовало ощущение, что она не жена, а прислуга, чьим мнением никто не интересуется и до которой нет никому никакого дела.
Анну начал угнетать вид детских площадок с копошащимися в песке малышами, а при виде колясок с младенцами, которые катили перед собой гордые и счастливые мамаши, ей хотелось плакать.
– Виктор, – сказала Анна однажды вечером, – я хочу усыновить ребенка.
Муж, смотревший по телевизору футбол, взглянул на нее, как на душевнобольную, потом отставил в сторону бутылку пива и захохотал.
– Дура! – коротко сказал он. – Иди в кухню, готовь ужин.
Анечка повернулась и молча вышла.
Здание ЗАГСа, окруженное плотным кольцом деревьев, было совершенно темным.
– Архитектура тридцатых годов, – задумчиво сказала Даша. – Интересно, что здесь было раньше?
– Столовая для рабочих, – ответил Вася, – считалось, что социалистический пролетариат не должен отвлекаться на быт.
– Красивое здание, – сказала Дарья.
Они подошли к серой стене, смутно видневшейся под сенью все еще плотной листвы. Все окна первого этажа были забраны решетками. На уровне второго этажа тянулся широкий балкон, похожий на террасу.
– Тут наверняка все под сигнализацией, – заметила Гусева.
Вася бросил на девушку веселый взгляд и достал из кармана стальные кусачки.
– Во-первых, я бывший хулиган, – сказал он, – а во-вторых, я инженер.
Слегка поморщившись от боли в ногах и в руке, Василий влез на липу, росшую вплотную к зданию. Ветви трещали под его весом, но Юдин передвигался легко и быстро, как большая горилла.
– Жди здесь, – шепнул Вася сверху, – и смотри в оба.
Мужчина поднялся до середины дерева, раскачался на толстой ветке и перепрыгнул на террасу.
Несколько минут все было тихо. Даше опять стало холодно. Девушка спрятала руки в карманы старенького вязаного кардиганчика. В воздухе чувствовалось приближение зимы. Наверху что-то негромко звякнуло, потом дважды скрипнуло.
«Вася внутри», – подумала Даша.
Она села на корточки, оперлась спиной о ствол дерева, который почему-то показался Гусевой теплым, и принялась терпеливо ждать.
Анна забрала Васю из роддома в марте. Весна выдалась холодной, снежной, и Анечка очень боялась простудить только-только обретенного сына. Из теплого одеяльца, в которое она завернула малыша, виднелся его покрасневший от мороза носик. Анечка ехала в трамвае и плакала от счастья, глядя на личико мальчика и его живые глазки.
