хороший ребенок. Просто гипер, полная противоположность своему отцу, — она вздыхает, глядя в окно.
Мы едем прямо на встречу, и, как и было предсказано, группа проводит час, играя с собаками. Ближе к концу Хейзел вежливо просит нас уделить ей внимание.
— Ваше еженедельное задание, — объявляет она, когда Джерри издает протяжный стон, — Я хочу, чтобы вы посетили свое счастливое место.
Пенни первой открывает рот: — А бордель Бетти «Задняя дверь» считается?
— Боже, Пенни, ты такая… — начинает Джерри.
— Бла, бла, бла… говори с рукой, потому что лицо не слушает, — огрызается Пенни.
Фред качает головой, отказываясь признать место счастья, но по мере того, как Хейзел воздействует на него своими волшебными способами, он постепенно приходит в себя и упоминает магазин хобби с моторизованным поездом в витрине, за которым он с удовольствием наблюдает.
У меня, с другой стороны, ничего нет.
Все места, которые мне когда-то нравились, запятнаны неприятными воспоминаниями, и все они связаны с кайфом.
— Тебе тяжело, я вижу, — говорит Адриана, не давая остальным говорить, — Я чувствую то же самое.
— Но у тебя есть Энди, — говорю я ей, бросая взгляд в сторону, чтобы увидеть ее обеспокоенное лицо, — Должно быть какое-то место, которое делает его счастливым и, в свою очередь, делает счастливой тебя.
Она молчит, погрузившись в размышления. Необычно для ее обычно бойкого мыслительного процесса. Я кладу свою руку на ее, чтобы успокоить ее.
— Оно придет к нам, так или иначе. А пока, ты действительно думаешь, что существует место под названием «Бордель Бетти с задней дверью»?
Плечи Адрианы начинают двигаться вверх-вниз, ее губы выгибаются вверх, когда смех вырывается из ее уст. Ее настроение становится лучше, она начинает расцветать, как увядшая роза, купающаяся в солнечном свете.
Она кладет свою руку на мою руку, и я присоединяюсь к этой приватной шутке, смеясь вместе с ней, пытаясь контролировать себя, пока остальные поворачиваются, чтобы посмотреть на нас.
Пенни, не понимая, что происходит, присоединяется к нам, пока уголок глаза Адрианы не слезится, и она умоляет нас остановиться, или она описается.
Хейзел сидит, гордо улыбаясь: — Что я всегда говорю?
— Пенни — всегда лучшее лекарство, — говорим мы с Адрианой в унисон, прежде чем снова впасть в истерику.
* * *
Я лежу на боку и глажу шерсть Блейз. Она закрывает глаза, спокойная и благодарная за мой жест. В тишине я слышу звук двигателя. Блейз тоже чувствует присутствие, но у нее плохой слух. Стук в дверь, и я встаю, чтобы посмотреть, кто там. Я чувствую ее прежде, чем вижу, и Адриана улыбается мне в ответ.
— Привет.
— Привет, — приветствует она, — Я приготовила домашние лакомства для Блейза.
Я открываю дверь и впускаю ее. Она проходит мимо меня, и меня охватывает странное чувство. Я не знаю, что это такое, но знаю, что лучше его игнорировать.
Адриана опускается на колени на уровень Блейз и гладит ее живот.
— Это, значит, никаких домашних закусок для меня? — поддразниваю я.
— Дело в том, что я ужасный повар. То есть, я пытаюсь готовить. Это нормально, но это не мой конек.
— Я тебе не верю, Адриана. Ты говоришь так обо всем, а я не могу указать ни на одну вещь, которую ты делаешь плохо или же неправильно.
— Ты недостаточно хорошо ищешь, — говорит она, и вот оно, это сомнение в себе.
— Я не ищу.
Ее похлопывания замедляются, и я вижу, как меняется язык ее тела: — Элайджа однажды сказал, что ему все равно, что я не умею готовить, лишь бы я умела готовить жаркое, и это все, что имеет значение. Они с моим братом просто помешаны на жаркое, а я виню свою маму, которая готовит самое ужасное жаркое.
— Видимо, ваша мама хорошая женщина.
— Величайшая. Я бы хотела, чтобы ты познакомился… — она остановилась на середине предложения.
Я не хочу, чтобы она чувствовала себя неловко: — Для меня было бы честью познакомиться с ней как твой другом, — кладу свою руку на ее, чтобы успокоить ее, унять чувство вины, зарождающееся внутри нее. Почти мгновенно я вижу, как расслабляются ее плечи, как она слегка наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня. Сегодня в них отражается знак надежды, женщина изо всех сил пытается бороться с жизненными трудностями.
— Итак, это счастливое место, в которое мы должны попасть… как насчет того, что я покажу тебе свое, если ты покажешь мне свое? — предлагаю я.
Она смеется: — Договорились, ты первый…
— У тебя есть несколько часов?
— У меня есть два часа, прежде чем мне нужно будет забрать Энди.
Я встаю и тянусь к ее руке, чтобы поднять ее. Она следует за мной через заднюю дверь, пока мы не оказываемся на крыльце.
— Мы здесь.
— Э-э… Я не понимаю? — спросила она, смутившись.
— Когда я впервые приехал в Лос-Анджелес, я наткнулся на это место, когда однажды заблудился. Я не могу это объяснить, есть что-то, что притягивает меня. Лошади, зелень… это так безмятежно, — пользуюсь моментом, чтобы оценить вид, — Я понятия не имел, что это принадлежало Хейзел, вообще ни капли.
— Потерялся по дороге к…
Я прерываю ее с легким раздражением: — Нет, если ты об этом спрашиваешь.
— Я… Я не совсем… То есть, я не говорю, что это неправильно, просто спрашиваю, если это…
— Адриана, я сказал, что нет.
Она кладет руку на мое предплечье, дружеский жест, но к которому я уже так привык, успокаивая мои взвинченные нервы: — Прости, Джулиан, синдром «глазного рта». Я верю, что ты говоришь правду.
— Тебя это беспокоит? Давай посмотрим правде в глаза, мы не слишком много говорили об этом, а это гигантский слон в комнате.
— Я знаю, что ты любил Чарли. Ее невозможно не любить. Но я люблю своего брата, и они родственные души. Всегда были и будут. Искупление, Джулиан. Ты спас ее.
— Я любил ее, Адриана, но она была пластырем. И пребывание в группе Хейзел учит меня этому.
— Так же, как любой, кто приходит в мою жизнь, будет пластырем для Элайджи, — пробормотала она.
Я обнимаю ее: — Он был твоим мужем, отцом Энди. Никто не может заменить его. Все, что можно сделать, — это любить тебя и Энди так, как вы заслуживаете, чтобы вас любили. Со временем, просто не отталкивай его, когда почувствуешь это.
— А что насчет тебя? Разве ты не думаешь, что заслуживаешь счастья?
— Честно? Нет. Кто я, Адриана? Я не могу любить, не причиняя боли тем, кого люблю.
— Ты не причинил боль Челси.
— Но
