скорее всего, этот горьковатый запах был присущ всей одежде, вещам, постельному белью, находящимся в шкафах этой плохо протопленной квартиры. Мы с Ванечкой много путешествовали, и я точно знала, как холодно и сыро бывает во многих квартирах и домах Европы, особенно на побережье. Хотя Париж находится далеко от моря, зимой в квартирах экономных французов, повторюсь, холодно и сыро. И какая-нибудь кофточка, извлеченная из недр шкафа, будет пахнуть горечью плесени до тех пор, пока ее не постирают.
Эта скряга не удосужилась даже испечь нам какой-нибудь кекс или пирог, ничего!
Что ж, решила я, пора приступать к аукциону. Я попросила мадам показать мне всю имеющуюся у нее винтажную посуду, статуэтки, все то, что могло бы, по моему глубокому убеждению, принадлежать Мише. Сказала, что готова выкупить у нее весь «антик» на память о моем пребывании здесь, в доме, где проживал мой родственник.
Мадам Жиро, к счастью, оказалась совершенно не подготовленной к такому специфическому торгу, а потому, завалив весь стол имеющимися у нее кувшинами, тарелками и прочими фарфоровыми штуками, оценила все эти сокровища (а там было много по-настоящему драгоценных статуэток XVIII века, роскошный севрский фарфор!) всего-то в тысячу евро!
Поскольку наличных в таком количестве у нас не наблюдалось (вот тоже две росомахи, которые забыли обналичить деньги!), а перевод на карту мадам не представлялся реальным из-за грабительских банковских комиссионных, я с важным видом человека, у которого материальных проблем нет в принципе, попросила ее завернуть все это богатство в специальную пупырчатую пленку и подготовить к завтрашнему дню, когда и произойдет сделка. В качестве аванса и доказательства серьезности моих намерений я сняла с пальца свой перстень с бриллиантом и отдала ей. Та немедленно надела его на свой мизинец – единственный палец на ее пухлой руке, на который он налез.
– Вам привезти деньги крупными купюрами или мелкими? – напоследок, для пущей важности сделки, спросила Марина уже в дверях.
Та хотела мелкие купюры. Мы тепло распрощались с ней и вернулись домой.
– Какая неприятная особа! Воровка! – Марина не скрывала своих чувств и, произнося эти слова, словно воду, стряхивала с пальцев свою неприязнь к мадам Жиро.
– Не думаю, что все то, что она там показала, она украла. Возможно, кое-что принадлежит ей самой.
Мне так не хотелось думать о соседке слишком дурно. Мысленно я уже все выкупила и переправила в Москву, разложила на полках своей витрины в гостиной.
Что ж, один шаг к счастью уже сделан.
– А теперь мы едем в Шатийон, – объявила я, мысленно готовясь к очередному скандалу с подругой. Сейчас она скажет, что уже поздно, что такси – это дорогое удовольствие, что это глупо, наконец, и что неизвестно, что ожидает нас там, в этом Шатийоне. А вдруг там холодно?
– Лева уже позвонил, я думаю, своему соседу, тому, что присматривает за домом, его зовут Шарль, он должен был уже включить газовый котел. Уверена, нам там будет тепло.
– Какие мы дуры, что все продукты отдали этой гадине! – всплеснула руками вечно недовольная всем Тряпкина. Однако она ни словом не возразила против поездки в Шатийон.
– Ничего, попросим таксиста остановиться где-нибудь по дороге, купим что-нибудь к ужину.
Марина вызвала такси, мы спустились втроем – я, Марина и практически уже моя собака. Дождались машины и покатили по волшебным улочкам Парижа в полную неизвестность.
На город опустился туман, и все здания, мосты, соборы казались призрачными, подсвеченными словно не электричеством, а нежным лунным светом.
– Везет же тебе, поживешь в Париже. Когда захочешь, конечно, – сказала Марина, прилипнув к окну. – Какая красота! Ну и что, что в квартирах холодно. Если не экономить, то можно прогреть квартиру электричеством. Или газом. Были бы деньги. Может, и я тоже когда-нибудь куплю себе квартирку здесь. Маленькую такую студию… Найду себе спонсора, а может, выйду замуж.
Мы вырвались из города и помчались уже на большей скорости в Шатийон. В клубах тумана мимо нас проплывали какие-то фантастические готические соборы, огромные особняки… Сам город показался мне построенным на возвышении, отчего одни дома располагались высоко, а другие – внизу, на живописных зеленых равнинах, прорезанных водоемами, через которые были перекинуты живописные каменные мосты. Вот по одному из таких небольших мостов мы и проехали, затем свернули и оказались на тишайшей улице, плавающей в молоке тумана. Лишь щербатые черепичные рыжие крыши особняков можно было разглядеть, высунувшись из окна такси.
Мы подъехали к одному из таких крепких двухэтажных домов и, только выйдя из машины, поняли, что вокруг нас туман словно тает, рассеивается ярким светом в одном из окон дома. Довольно высокую каменную стену, густо поросшую диким виноградом и закрывавшую двор от дороги, с самим домом соединяли мощные металлические ворота с калиткой. Марина расплатилась с таксистом, и мы, немного постояв в нерешительности перед калиткой, оглянулись.
– Здесь пахнет водой… Видишь, за нами, за дорогой – река, что ли, блестит?
Марина нервничала. Понимала, что здесь, в доме моего друга, она потеряет часть своей власти, которую ей давало знание языка и наличие средств. И хотя она еще не знала, каким образом Лева может защитить меня от проблем, даже и предположить не могла, но все равно явно переживала, злилась.
– Марина, с тобой все в порядке? – спросила я ее как можно беспечнее. – Ты куда смотришь? Утром здесь все разглядим. А сейчас…
И я, нащупав звонок, позвонила. Где-то внутри дома он отозвался тихим эхом. Конечно, Шарль был в доме, он поджидал нас по просьбе Левы. Открылась дверь, и мы увидели высокого худощавого мужчину с вытянутым лицом, крупным орлиным носом и большими карими глазами. Он улыбался нам, как старым знакомым. На нем были изумрудного цвета вельветовые домашние штаны и толстый светлый свитер. Увидев нас, он заговорил, понятное дело, на французском, и Марина, состроив брезгливую гримасу, показала пальцем на меня.
– Лара? – спросил Шарль, устремив на меня немного ошалевший взгляд. Ну, конечно, в первую очередь ему нужно было выяснить, где тут Лара, а где ее подруга.
– Да, я – Лара. – Я протянула ему руку. Думаю, что в этот момент на моем лице отразилось нечто похожее на мину заговорщицы.
Шарль провел нас в дом и, обращаясь уже к Марине, которая могла его понять (вероятно, Лева предупредил его о том, что я ни в зуб ногой по части французского), принялся объяснять, где тут что. В доме было теплее, чем на улице. Я пощупала радиаторы – они нагревались.
– Он говорит, что скоро в доме будет жарко, – с непроницаемым лицом переводила Марина. – Другое, думаю, переводить не надо, здесь кухня, здесь ванная комната…
Может, она и была чем-то недовольна, а вот мне нравилось в доме все! В нем было так много разных уютных уголков с диванчиками, креслами, оттоманками с пледами и пухлыми подушками, торшерами и ковриками на полу, что так и хотелось поскорее уже куда-нибудь устроиться с чашкой чая или бокалом вина.
Моя маленькая хитрость, заключавшаяся в том, чтобы во время поездки на такси в Шатийон «забыть» заехать за продуктами, сыграла свою роль – и вот мы с Шарлем отправились как будто бы для того, чтобы купить что-нибудь к ужину в местном круглосуточном магазине. На самом деле нам нужно было просто уединиться для передачи мне денег.
– Мне бы денежку… – уже у дверей обратилась я к Марине.
Она нехотя достала кошелек и протянула мне одну из своих карточек.
Шарль, едва мы оказались за воротами, жестом показал мне свой дом,
