Раз выловили, значит, нужно что-то предпринять.
— А давайте ее обратно в море спихнем? — предложил остроумный гребец. — Раз выловилось непонятно что. значит, разумнее положить где взяли. Её ж все равно ни продать, ни сменять, ни… ежехто… использовать. Пусть плывет куда хочет, а?
— Ты же сказал что это, возможно, человек? — нахмурился шкипер. — К тому же, у нее травма. Джентльмены, станем ли мы топить беспомощное существо?
— Я про мутанта сказал, — напомнил Сан. — Мутант и человек — две разные разновидности. Но про травму все верно. Утопление выглядит не джентльменским способом. Может, потом, когда подлечится…
— Выловили, выкормили-вылечили и утопили? Так даже с котятами не поступают, — поморщилась летучая вдова. — Если топить, то сразу.
— Вот что ты придираешься⁈ — возмутился гребец. — Было предложение сразу топить-отвергли, блегвж, выдвинул идею не сразу топить — опять не прошло. Давайте проведем закрытое голосование!
— С вариантами: сразу топить — не сразу — съесть на ужин? — немедля начала глумиться вдова.
— Предложение об употреблении в пищу было необдуманным, нахеготак, — признал Сан.
— По виду у «утопленницы» синдром иммунодефицита или чумка. Несъедобна она.
— Вы бы эти смешки отложили, — сказал Энди. — Убивать вроде бы жестоко, проще попробовать высадить на какой-то остров. Сейчас проблема в ином — она человек или нет? Будет ли кусаться, если попробовать ей вправить лапу? Что скажете, Док?
— Сложно сказать. Иные люди куда глупее животных, И наоборот, — доктор посмотрел на барку — Если мы наблюдаем человеческого детеныша, взращенного дикими обезьянами, то как предугадать ее поведение? Хотя Энди прав: при первом взгляде особь весьма отличается от типичного гомо сапиенса. Возможно, это что-то сугубо местное. Гру, что ты молчишь? Она Дарк или нет?
Мальчишка, наблюдавший за «уловом» лежа на крыше рубки, опустил бинокль, но ответил не сразу
— Сомневаюсь, сэр. Обычно Дарков сразу угадываешь. В них нечеловечье чувствуется. Но с обезьянством все сложнее. Я видел мартышек на рынке и пьяными в таверне. Те, что рыночные, вели себя поспокойнее. Но они сидели на веревке, здесь ни веревки, ни джина. Как предскажешь поведение? Такая может и покусать. А если она человек — на что очень похоже — так тем опаснее. Незнакомые и непроверенные человеки кусаются не так часто, но серьезно гадят практически всегда. Это в человеческой традиции. Но пока по вот этой отдельной мартышке ничего определенного не скажешь.
— Видимо, придется проверить на практике. — резюмировал рулевой. — Доктор, мы с Саном ее придержим, а вы вправьте сустав.
— Гм, не уверен, что у меня получится, тут необходима специфическая ветеринарская практика, — засомневался доктор. — Я не люблю когда меня кусают. С другой стороны мне приходилось когда-то пользовать вывихнувшую ногу овцу. Что мы, в конце концов, теряем?
— Побольше решительности! — ободрила мужчин Хатидже. — Я обезьянку отвлеку, а вы попробуйте управиться.
Вдова взмыла над катером, сделала изящную «горку» и закружилась над «Заглотышем». обезьяна, полная самых скверных предчувствий, неловко задрала голову и попыталась сдвинуться за поленья.
Ветеринары перебрались на барку. Пленница выглядывала из укрытия, видимо, все же что-то видела сквозь свою длинную шерсть.
— Надо бы предупредить, вдруг поймет? — проявил достойное мягкосердечие доктор и довольно живописно изобразил боль и неловкую левую лапо-руку. взялся за нее правой рукой, дернул и облегченно заулыбался. Неизвестно, что из этой пантомимы поняла обезьяна, но ответный страдальческий звук она издала.
— Вот мастер вы запугивать, Док, — сказал из-за спины осторожный гребец. — Теперь она будет думать, что вы ей все лапы повырываете. млихна. Кстати, у нее и задние толчковые с виду неслабы, да и с когтями.
Мужчины приблизились, в последний момент жертва попыталась вскочить, но ее прижали к борту. Обезьяна завизжала, но было поздно — доктор с доброй улыбкой ухватил ее за предплечье, дернул. Щелкнул сустав, обезьяна мгновенно обмякла в бессознательности.
— Доктор, вы истинный Айболит! — восхитилась сверху Хатидже. — Даже лучше чем с овцой вышло.
— Вышло недурно. — согласился эскулап, вытирая руки. — Но с овцой получилось иначе. Там, по-видимому, был не вывих, а перелом. В общем, мы ее съели за ужином. Но там было однозначно парнокопытное!
— А эта не овцой пахнет, — заметил Сан. — Вроде и помылась в сети, а вот ныхвамтут. Скунсовая мартышка!
— Это от шерсти. Там, наверняка и блохи есть, — предположила вдова, воспаряя повыше. — Ее бы керосином вымыть.
Энди пожал плечами и достал нож. Спутанные лохмы поддавались лезвию, но скрипели и вообще держать их было противно.
— А блохи-то племенные, панцирные! — констатировал гребец.
Все с любопытством принялись разглядывать открывшийся обезьяний лик, а Энди, поспешил перегнуться за борт, дабы вымыть ладони и нож.
— М-да, лик отнюдь не божественный, на пару очков в пользу версии человекообразности придется прибавить, — отметил доктор.
На взгляд Энди, беглая стрижка ножом лишь прибавил обезьяне дикости — теперь она стала еще тощее и голоднее, а клочковатость на голове привнесла солидную долю дикообразьей зловещести. Впрочем, сейчас, когда обезьяна бесчувственно полусидела, она все же чуть больше походила на человека, форма черепа, впалые щеки и вздернутый нос вполне подошли бы разумному существу. Но оттопыренные круглые уши, слишком крупные зубы, белеющие в бессильно приоткрытом рту, широкие безобразные мозоли на локтях и коленях… В лучшем случае нечто переходное между мартышкой и ярмарочным акробатом-забулдыжкой.
— Возраст пациентки оценить не берусь, — сказал доктор, все еще вытирая руки, — Особь молода, где-то между четырнадцатью и восемнадцатью годами.
— Если между восемнадцатью, то где сись… в смысле грудь, тудегвжо? — поинтересовался гребец, игнорируя презрительную гримасу порхающей представительницы прекрасного пола. — Вот там, у островных обезьян самки были очевидные, я даже испугался.
— Возможно, представительница отдельного своеобразного вида. Или особенность конкретной конституции, — предположил Док. — Вообще перед нами, конечно, представительница гомо сапиенс. Но необычная, возможно и уникальная.
Представительница отдельного уникального вида приоткрыла глаза, мутно взглянула на доктора, потом на Энди, плотно зажмурилась и притворилась мертвой.
— Притворство означает определенные зачатки интеллекта, в писопу его головой, — пояснил Сан. — Испугалась синей морды великана, затаилась. Умна, этого не отнять.
— Это я «синемордый великан»? — удивился Энди.
— А кто еще? Отъелся, заматерел, в плечах с доктора шириной, а с виду и посильнее.
— Все так, мой друг, — подтвердил Док.
