исказила ухмылка. Рука её схватила что-то с полки. Ы-ы-их! Лезвие кинжала просвистело наискось в сантиметре от лица Фомы. Он шарахнулся. Тотчас новый удар столом — х-хрэк! — вдавил его в стену. С немощным ужасом Фома осознал, чем сейчас будет зарезан. Это был не кинжал (и правда, откуда ему взяться?), а ножницы. Длинные раскройные ножницы! Сжав их поудобней в кулаке, Эльвира изготовилась для бойни.
И — забилась в мощных объятиях сына. Андрон обхватил маму сзади, фиксируя руки. Нечеловеческим усилием оттащил с прохода. Безумица рвалась к Фоме, мычала, трясла головой.
— Беги! — заорал Андрон.
Фома ломанулся. Вмял ноги в ботинки, сорвал шапку, пальто. Дверь была настежь. Иван куда-то пропал.
— Беги! — ревел Андрон. — Я её долго не удерж… а-агх!
Фома ухнул по лестнице, не чуя ступеней. Вон он — проём, живительный холод свободы. Особь низвергалась следом, громко дыша. Только бы выскочить на улицу… Господи, не здесь! Не в этом доме! Сзади ударило, толкнуло вперёд. Последней конвульсией сознания Фома услышал грохот. Увидел, как падает лицом в снег…
Вой сирены завинчивался в мозг. Глубже, сильнее. Резко стих. Историк Николай проснулся. Голубые огни скользили по комнате. Хм, менты? — подумал Николай. — Или скорая? Зачем сирена ночью? Не с Георгием ли чего… Наспех оделся, вышел в подъезд. Тут же приоткрылась дверь напротив, и выглянул Георгий Ильич.
— Слава богу! — обрадовался Николай. — Я боялся, тебя дед Кондратий навестил.
— Не дождётесь, — хмуро сказал биолог, — это в соседнем подъезде, вроде.
— Пойду, гляну.
— Погоди, я с тобой.
Фома бежал через заснеженное поле. Куда бежал? Как очутился в поле? Спросите что-нибудь полегче. Он бы имени своего теперь не вспомнил. Бежал, пока не кончилась дорога. Затем шёл, ломая целину, увязая в снегу. Ботинки и джинсы намокли, лицо закаменело от пурги. Вдруг двигаться стало легче. Ещё шаг… пустота. И Фома полетел в овраг.
Противоположный склон оказался упрямым. Каждый раз, сползая вниз, Фома испытывал ощущения насекомого в песчаной ямке. Была такая детская забава: посадишь в ямку муравья и наблюдаешь, как он сучит лапками. Песок-то осыпается. Ещё подкинешь ему малость на голову для интереса. Каждому воздастся по делам его.
Около двенадцати ночи в квартиру одной из пятиэтажек-близнецов — архитектурных изюминок совхоза «Маяк» — робко позвонили. Многоквартирные дома с тёплым водоснабжением были гордостью совхозного начальства. В короткий срок они решили вечную российскую задачу: удержание населения в местах традиционного обитания. И даже как бы её перевыполнили. Половину квартир таинственным образом занял шустрый городской народец, ездивший на службу электричками.
Хозяева дремали у телевизора. Они давно освоились на первом этаже, так что звонки всяких идиотов воспринимали философски. «Коль, иди разберись. Дай там по башке как следует». Коля посмотрел в глазок. Фигура на площадке напоминала снежного человека, только маленького.
— Чего надо?
— Извините… Я з-заб…блудился. Как пройти на станцию?
Коля открыл дверь.
— За домом сразу налево. И десять минут прямо. Куда едешь-то?
— Вг… в город. А мы вообще где?
— Пить надо меньше. Беги, давай. Успеешь на последнюю.
Фома успел. Вагон был пуст. Нет, в дальнем конце сутулилась бомжиха с узелком. Грязноватая «аляска», капюшон опущен на лицо. Вагон болтался, набирая скорость. Фома закрыл глаза. Потихоньку восстанавливались чувства: холод, голод, адская усталость. Кажется, он задремал.
И ещё во сне начал понимать — с вагоном что-то не так. Да. Бомжиха переместилась. Теперь она стояла ближе — в нескольких шагах. Капюшон едва скрывал прямой, тяжёлый взгляд. Мёртвый. И в руке у неё был не узелок. Нет, мальчики и девочки, совсем не узелок! Ножницы. Господи, ножницы… Чьи-то ледяные пальцы гаммой пронеслись вдоль позвоночника. Сердце заметалось между горлом и желудком. Я ничего этого не вижу, — подумал Фома. Но он, разумеется, видел.
Тварь отбросила капюшон. Это была она.
Царица пещерных горилл — великая и ужасная.
Отверзлась чёрная пасть, точно собираясь укусить бигмак. Визг резанул по ушам, будто завопили сразу несколько младенцев: «Иииииииии! Иииииииии!! Убивают!! Убива-а-ают!!!» Фома едва ли поверил бы, что способен издать этот звук. Он бежал, летел через вагоны. Через капканы дверей, громыхание тамбуров — искал глазами людей, хоть одного живого человека. Первый вагон, тупик — опять никого. Но кто-то же должен вести этот поезд?! Заколошматил в дверь кабины машиниста. «Откройте! Спасите… Убивают…» «Наряд милиции, срочно пройдите в головной вагон», — хрипло ответил динамик. И затем: «Центральный вокзал, конечная. Просьба освободить вагоны». Фома вывалился на платформу.
К остановке, интимно светясь, подрулил автобус. Нереальное везение. Но Фома к этому времени утратил связь с реальностью. Он не удивился. И уже хотел войти, когда заметил сквозь белёсое окно фигуру или тень в глубоком капюшоне. Фигура обернулась к нему тёмной, жуткой полостью. И слегка кивнула.
Приехали. Вот так слетает крыша. Фома метнулся от автобуса, пытаясь не бежать. Я не сумасшедший, я просто устал. Я должен успокоиться — сейчас же. Голоснул, остановилась тачка, он приоткрыл дверь. Водитель был мордатый и косматый. Бородавка, как жучок, сидела на щеке. Фома мысленно поднял руки.
— Я просто устал, — сказал он, — просто устал. А так со мной всё хорошо.
— Ты уверен? — усмехнулись из салона. — Ехать-то куда?
Задние двери «Скорой» были распахнуты. Из подъезда слышались голоса. Рядом стояли носилки, у кабины перекуривал шофёр.
— Что там случилось? — Николай достал сигареты.
— Бабка упала в подъезде. Что вы за люди такие, дверь расчистить не можете? Вручную приходится таскать.
— Хм, бабка… — качнул головой Ильич. — У нас тут бабок нет. Жить-то будет?
— А куда она денется? Починят. Ещё нас переживёт.
Эльвира Романовна умерла в семьдесят девять лет. На месяц раньше сына. В последний год он редко выходил на связь. Разок-другой Фома общался с ним по скайпу. Андрон всегда полулежал в развалах мятого белья. Он был похож на говорящую медузу. Затем надолго выпал из сети. Осенью на его странице в фейсбуке появился лаконичный месседж: «Андрон умер».
Фома набрал Ивана.
— Это правда?
— Правдее не бывает. Я сам его хоронил. Мы с женой и пара дальних родственников — охотники за флэтом. Он страшный был такой. Серый
