меня девицу.
Тонечка переминалась на месте и растерянно хлопала ресницами. Ей и в голову не приходило, как можно не пойти на зов самого Алексея Константиновича Данилина.
— Ладно, — пожалел я перегревающийся биопроцессор девушки, — Веди меня к руководству, Антонина!
Учтиво поздоровавшись с капитальной женщиной в приемной Данилина, я прошел в кабинет начальника.
— Здравия желаю, товарищ майор! — бодро, но негромко поприветствовал я руководство. — Вызывали?
— Проходи, Корнеев! — призывно махнул мне дымящейся сигаретой шеф. — Присаживайся!
Я послушно подошел к столу и отодвинув стул, разместился через стол от Данилина. Алексей Константинович рассматривал какую-то лежащую перед ним бумажку и время от времени отрывался от нее, чтобы взглянуть на меня.
— Похоже, что у тебя серьезные неприятности, лейтенант! — без малейшего сочувствия сообщил мне мой начальник, — Это ведь надо же так умудриться, чтобы одному и тому же следаку захотели оторвать голову и обком партии, и прокуратура! Кому ты так на х#й соли насыпал, Корнеев?
— Пока не знаю, товарищ майор! Разрешите ознакомиться? — указал я глазами на бумажку, которую он дырявил взглядом.
— Езжай в прокуратуру, там такая же! — прикурил следующую сигарету Алексей Константинович, — Там и ознакомишься! — он взглянул на пришпиленную к копии жалобы записку, — Двадцать третий кабинет, там тебя ждут!
— Завтра поеду, сегодня я еще на больничном, — уперся я в отместку.
— Ну, завтра, так завтра! — проглотил мой афронт Данилин, — Тогда чего ты здесь трешься, иди домой и болей!
Не по-доброму ко мне настроен главный следак района. Либо хлопот я ему много доставил, либо простить мне не может унижения, которое ему обеспечил покойный полковник Мелентьев в моем присутствии. И то, и другое плохо.
— Есть идти болеть! — я развернулся и направился к двери.
— По делу Вязовскина на тебя жалоба. Две бабы утверждают, что ты уголовное дело разваливаешь в отношении него! — уже в спину бросил мне Данилин, когда я переступал порог.
А не такой уж и мерзавец мой шеф, оказывается! Предупредил всё же! Улыбнувшись капитальной женщине и подмигнув Антонине, я пошел в свой кабинет. Надо было освежить память и полистать дело на газовщика Вязовскина.
В кабинете я был один и никто не мешал мне сосредоточиться на уголовном деле. Я уже почти закончил, когда зазвонил телефон. Поскольку я официально не на службе, то и трубку поднимать мне резона не было. Но аппарат продолжал надрываться и я в приступе слабоволия протянул к нему руку.
— Слушаю, Корнеев! — раздраженно представился я неизвестному абоненту на том конце линии.
— Здравствуй, Сережа! Куда же ты пропал? — голосом Липатниковой Тани поинтересовались из трубки.
Глава 14
Расставшись с Эльвирой на ноте ее, не столько женской, сколько прокурорской задумчивости, я продолжил свой путь в сторону элитного дачного массива «Мичуринец». Так как сезон сейчас не совсем подходящий, то въездные ворота вполне ожидаемо оказались закрытыми. Собак было не видно, но их лай выдавал их присутствие и вселял тревогу за сохранность джинсовых штанин. Вариантов, хоть как-то привлечь к себе внимание охраны было совсем немного и я, не особо стесняясь, принялся с короткими перерывами давить на сигнал.
Пожилой мужик, облаченный в милицейский бушлат со споротыми погонами и шевроном, появился минут через пять. Приоткрыв сетчатую воротину, он вышел за пределы оберегаемых владений и приблизился к машине. Очень надеясь, что в его присутствии собачки меня рвать не станут, я выбрался из салона наружу.
— Что хотели, молодой человек? — окинув сначала меня, а потом и автомобиль внимательным взглядом, спросил блюститель дачных угодий.
— Здравствуйте, уважаемый! — дружелюбно улыбнулся я, — Вот, приехал свой участок проведать, все ли в порядке. Хочу на следующие выходные гостей в баню пригласить!
Мужик с еще большим вниманием и, чего уж там, недоверием, оглядел меня.
— Что-то не видел я вас тут прежде, — почесал он гладко выбритый подбородок, — Дача-то ваша или родителей? Номер участка какой у вас?
Такой серьезный подход к сбережению в том числе и моей недвижимости, меня порадовал.
— Моя дача, совсем недавно её купил, — солидно и с достоинством поведал я вратарю, — У Петра Захаровича Герасина приобрел. А номер участка сто тридцать шестой. По Яблоневой.
Смотритель хоть и кивал понятливо, но доверия на его протокольном лице так и не прибавилось. И ворота открывать он тоже не кинулся. Поняв суть непонимания со стороны служивого, я полез в карман за членской книжкой дачного кооператива. Заодно достал и своё служебное удостоверение, справедливо посчитав, что это тот самый случай, когда конкретно этим самым маслом, здешней каше не навредить.
— Вон оно, как! — крякнул сторож, — Интересные пошли времена, если лейтенанты у полковников начали дачи выкупать! — еще пристрастнее осмотрел меня бдительный товарищ, возвращая документы, — Что ж, проезжайте! — и пошел открывать ворота.
До этого, здесь я был только раз. Однако дорогу к своей улице запомнил.
Замки я не менял, посчитав, что Петр Захарович по-босяцки обворовывать меня не решиться. Судя по тому, что в ответ на щелчок выключателя плафон в коридоре засветился, электричество на зиму в этом массиве не отключают. Оно и понятно! Контингент здесь такой квартирует, что оставить здешних дачников без света, пусть даже зимой, председателю кооператива будет себе дороже.
Прошелся по просторной кухне и по комнатам первого этажа. И убедился, что все в полном порядке. Мебель, жмот Герасин почти всю вывез, а вот телефон, из-за которого со мной приключился приступ гнева, забрать поостерегся. Подойдя к подоконнику, на котором сиротливо стоял простенький аппарат, я поднял трубку. Она исправно гудела в ухо. Меня это порадовало и дом с этой секунды уже не казался таким безнадежно пустым, и стылым. Ну да ладно, это всё лирика и пора было заняться делом. Я направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Не задерживаясь там, полез по стационарно установленной лестнице на чердак. Туда, где Ильич так любил скрываться от Надежды Константиновны.
Упырь меня не подвел, как оставил я его закопанным в углу под слоем керамзита, так там же и нашел. Распаковывать двойной солдатский сидор я не стал. Хорошо знакомая тяжесть изделия и даже через многослойную упаковку выпирающий лысый разум злого гения, сомнений не оставлял — Ленин по-прежнему с нами!
Стараясь на пару с вождем не сверзиться кубарем по лестницам, я, кряхтя,
