Эмилем. Она не меняет маски. Возможно, она меняет личности, как это было в нашумевшем деле восьмидесятых – деле Миллигана.
– То есть… – пытался понять Кристоф Герши. – Хотите сказать, у нее посттравматическое расстройство?
– Бесспорно, оно есть. Ее сознание расщепляется. Нам поможет только испанская полиция. Эмиль предоставит им портрет… того человека, список его преступлений. Но…
Вера закрыла глаза, покачав головой.
– Ты можешь ошибаться. – Эмиль цедил слова сквозь зубы, глядя в пол.
– Я могу ошибаться, разумеется.
– Если хочешь знать мое мнение, то я отвожу на вероятность, что Аска больна, один процент! Я не встречал таких, как Билли Миллиган. И для меня факт наличия двадцати четырех личностей в одном человеке был и остается киношной выдумкой.
– Я же тебе показывала видео-хроники из суда, Эмиль. Такое расстройство редкость, но оно встречается.
– Нет, эта девчонка хладнокровная бестия, она выстроила себе цель. Она хочет смерти отца. Стерла все это в скринах, но ее цель я читаю в обрывках строк. Она завязала знакомство с серийным убийцей, чтобы одного натравить на другого. Она идет к свой цели с безжалостностью и прагматизмом. И она совершит задуманное, если мы ее не остановим.
Вера посмотрела на него, подавив жалость. В ярости он был готов обвинить Аску в покушении на отца, но не признать, что она больна. Он видит в ней свое отражение. Сам бы он тоже предпочел попасть в тюрьму, нежели в больницу.
– А сколько процентов ты отводишь на то, что она действительно – совершенно случайно – наткнулась на маньяка? – спросила она.
Эмиль не ответил.
– Причем идеального, с точки зрения кино. Американец, послужной список – любой сценарист отрезал бы руку, чтобы заполучить себе такого персонажа. Он убил отчима, свою девушку, школьного друга, учителя в университете. Работая в каннабис-шопе, воровал карточки клиентов и умудрялся снимать с них все деньги. И его никто при этом не вычислил. Она могла его выдумать. Этим объясняется и то, что на ноутбуке мы не нашли видео из каннабис-шопа. На скрине мы видим лишь его след, обложку. Да, на нем часть вывески магазина, но ведь она могла заснять любой.
– Значит, она и с телефона видела, – прервал ее Эмиль. – Может, у нее есть еще один, и о нем не знал ни отец, ни я.
– Может, – сдалась Вера.
– А разные голоса? – Он провел руками по волосам, убирая их с лица. – Голосовые она тоже записывала себе самой?
– Эмиль, голос изменен фильтром. Она могла их с тем же успехом отправлять сама. Модулятор голоса скачать – не проблема.
Он закрыл глаза. Вера тоже не могла себе представить, как Аска записывает голосовые через фильтр, отправляет их, копирует, прячет отдельными файлами и отвечает своим голосом. Как психолог, она не могла объяснить это ничем другим, кроме болезни. Но Эмилю были доступны другие грани психопатии, выходящие за рамки сухой теории, которой владела Вера. Ее шеф знает больше про таких, как он сам.
Кристоф обдумывал то, что сказала Вера, хмурясь и постукивая по столу пальцами.
– В любом случае нам нельзя все это так оставлять. Предъявить что-либо Аксель Редда мы не можем, улики добыты незаконно, – проронил он. – Да и ничего там нет серьезного, увы. Кроме, следов серийного убийцы, конечно, если это не плод фантазии.
Кристоф помолчал еще немного.
– Задачка! – вздохнул он. – Я свяжусь с испанской полицией. В любом случае они ждут от нас помощи. Поедешь в Мадрид как частное лицо, Эмиль. Прошу тебя, прояви благоразумие, это чужая страна. И… с Интерполом и ФБР тоже придется связаться, раз нарисовался преступник из Штатов. Так что, если тебе велят выйти из игры, ты вернешься в Париж и забудешь про Аксель Редда.
– Нет, – отрезал Эмиль.
Кристоф поднялся, закрыл ноутбук и вышел из кабинета, больше ничего и не сказав. Он знал, что Эмиль откажется слушаться. Да и кроме него доверить дело, которое он же и начал, было некому.
– Я сам! – крикнул ему в спину упрямый Эмиль. Ему ответила хлопнувшая дверь.
Глава 11
Музей Прадо
Они прогуливались у светло-серых стен многоугольного зала, увешанного полотнами Веласкеса – короля золотого века испанской живописи. Эмиль, которого вряд ли можно было представить рассматривающим картины, останавливался возле каждой. Не сразу Вера поняла, что его интересуют не шедевры искусства, а люди, которые толпились вокруг полотен, сидели на скамейках и водили хороводы вокруг скульптур.
Он стоял чуть сбоку от полотна – совершенно неуместный тип в черной кожаной мотоциклетной куртке, пыльных ботинках, с лохматыми, крашенными в черный цвет волосами, пирсингом в мочках ушей – и скашивал глаза то вправо, то влево, изучая тех, кто подходил к картине. Не обделял вниманием и стоявших по углам и у проходов смотрителей музея. Это были неподвижные, точно застывшие во времени фигуры в темных деловых костюмах. На мужчинах – брюки, на женщинах – юбки до линии колена, пиджаки и классические туфли. И лица у всех каменные. Они держали руки сцепленными за спинами, производя несколько пугающее впечатление.
– Дурацкая работа, – тихо сказал шеф, наклоняясь к Вере и поправляя на плече рюкзак. – Стоять так весь день и наблюдать, как люди ходят туда-сюда, мелькают перед глазами. Я бы в какой-то момент схватился за нож и всех их…
– Эмиль! – прошипела Вера, забеспокоившись, что их услышит подошедшая женщина с седыми, чуть всклоченными волосами, в бирюзовой блузке и коричневой юбке. Та повернулась к пожилому мужчине, который был с ней, и что-то сказала по-немецки. Мужчина равнодушно пожал плечами и ответил. Они обсуждали «Портрет Филиппа IV в латах».
– Я к тому, что первым делом нужно приглядеться к смотрителям. Они все мне не нравятся. У них на лицах написано, как они ненавидят свою работу. Мы здесь уже час ходим, а я не увидел ни одной улыбки ни на одном лице, даже намека на доброжелательность.
– Они просто серьезные, – объяснила Вера. – Ты тоже редко улыбаешься. К тому же то, что здесь произошло в позапрошлом месяце, не способствует веселью.
Эмиль дернул уголком рта, в глазах сверкнула чертовщинка. Криминальный профайлинг для него был самой лакомой частью работы. Ему, как никому другому, было легче представить, как мыслит преступник. Едва они брались за какое-нибудь дело, шеф тут же выстраивал схему преступления, отталкиваясь от фразы: «На его месте я бы…».
Раньше Вера думала, что в нем дремлет латентный маньяк. Но в этом деле с Аской она вдруг открыла, каким Эмиль все же может быть чутким. Свою эмпатию он умело прятал под маской
