если что, вызову отдельно.
У меня в руках букет любимых бабушкиных полевых цветов. Купленный, а не собранный, потому смотрится яркой красивой композицией. Улыбаюсь, предвкушая реакцию бабушки, и вдруг замечаю знакомую машину.
А потом и Давида. Он стоит возле ступенек больницы, задумчиво хмурясь чему-то.
Внезапно. Офигеть как. Хотя не скажу, что сюрприз неприятный — в последнее время мы с ним всё чаще взаимодействуем, и я уже вроде как привыкла к этому парню. К тому же, с ним действительно приятно общаться. Да и не напирает совсем. Хотя периодически флиртует и смотрит так, что сердце ходуном.
Но, наверное, из-за важности предстоящего суда Давид не переходит грань, всем своим видом при этом демонстрируя, что хочет. И меня это устраивает. Внутренне уверенная, что ублюдки сядут; я с наслаждением пользуюсь этой отсрочкой, толком и не понимая, зачем. Просто нравится взаимодействовать с Давидом. Просто не хочется усложнять.
Но что он делает здесь? Сейчас?
Хорошо хоть без букета. Но ведь с каким-то пакетом.
Так, ладно. Стоит призвать здравый смысл на помощь. Давид тупо не мог знать, когда выписка у бабушки, я не говорила. Врачи вряд ли распространяют эту информацию всем подряд, а он нашей семье никто. Так что, скорее всего, просто совпадение. Пришёл к кому-то другому.
Хотя это не объясняет, почему, поймав мой взгляд, ничуть не удивлённый такому совпадению Давид уверенно идёт ко мне навстречу.
— Что ты здесь делаешь? — сразу спрашиваю. Без наезда, но далеко не приветливо.
— Твою бабушку сегодня выписывают, — сообщает мне Давид, типа это моментально закрыть вопросы может, а не спровоцировать новые. Говорит ещё так обыденно, будто ничего такого не происходит. — Решил, что лучше подвезти вас на машине.
Он ещё и улыбается мне с теплом, демонстрируя красивые ровные зубы, включая новые — а я застываю. Не сразу даже получается собрать мысли в слова, а те озвучить:
— Но откуда ты знаешь, когда её выписывают?
— Навещал всё это время периодически. Она сказала.
Аж подвисаю, не понимая, злиться мне или наоборот. С одной стороны — у меня за спиной, не спросив моего мнения хотя бы, не то что разрешения… С другой — бабушке общение всегда кстати, а у меня не получалось регулярно её навещать. Но почему она мне ничего не говорила — ладно уж он? Попросил молчать? Что там за секреты у них?
Давид не то что с каждым днём — с каждой секундой удивляет всё больше.
— А что в пакете?
— Разные вкусняшки. Стол накроем, отметим. Она была за.
А я? Или меня тут никто и не спрашивает?
Хмурюсь. Неужели Давид решил на этот раз через бабушку подкатить ко мне? Собирается сидеть у нас дома за столом?
Похоже, да, всё это всерьёз ими планировалось, причём в секрете. Вышедшая из больницы бабушка очень приветливо обращается к Давиду, обнимает даже, а потом только меня. Причём словно и не замечая моего шока. Принимает букет, весело щебечет что-то, пока мы усаживаемся в машину Давида.
И хотя все эти факты прямо-таки бесят, не могу не оценить его заботу, с которой ненавязчиво и чутко помогает ей сесть в машину, поправляет кресло по удобству, отключает кондиционер, явно помня, что бабушка отчасти из-за него слегла. И в разговоре, который они ведут, Давид источает вежливость и обаяние в то же время. Даже подшучивает слегка, на что бабушка искренне смеётся.
Я по большей части молчу, но из некоторых их фраз понимаю, что навещал он её несколько раз, и в первый она приняла его за медработника, даже давала ему кое-какие распоряжения, жалуясь на своё состояние. И ведь помог! Правда, на каком-то этапе всё-таки позвал реальных врачей. А уже потом, когда бабушка пришла в себя и более осмысленно всё увидела, познакомились.
Хорошо хоть он не представился ей моим парнем. А то не удивилась бы. Но нет, из разговора становится понятно, что бабушка в курсе — мы однокурсники.
Напрягаюсь в какой-то момент — а насчёт чего ещё она в курсе может быть? Уж не говорил ли ей Давид про моё типа спасение его в том переулке, про байк? Я ведь тут женственность старательно источаю всякий раз перед бабулей, а он и не в курсе, что у меня есть секреты от неё. Мог нечаянно выдать.
Но вроде как ничего такого на это не намекает. Через некоторое время мы уже заходим в дом, где втроём накрываем на стол. И тут моё подсознание снова предательски рисует плюсы Давиду: его отдельная от семьи однокомнатная квартира и то выглядит куда презентабельнее, чем наша с бабушкой скорее старенькая и с таким себе ремонтом. Да и в подъездах разница очевидна… Но Давид так естественно здесь располагается, помогая нам со столом, будто ему и в голову не приходит, что что-то не так.
Это один из весомых плюсов. Второй — что этот, как я думала, зазнавшийся и избалованный красавчик без лишних вопросов и сомнений накрывает на стол вместе с нами, довольно легко выполняя самую разную работу. Не только по расставлению продуктов и тарелок, но и по оформлению блюд.
И всё это происходит за непринуждёнными разговорами, которые продолжаются и за столом. В итоге даже сама не сдерживаюсь и поддаюсь их попыткам меня разговорить.
Получаются очень милые посиделки. Совсем не напряжные, наоборот, в какой-то момент ловлю себя на том, что время чертовски быстро бежит и жаль, что мы уже засобирались со стола убирать. А Давид — уезжать.
— Ну уж нет, я вполне здорова справиться тут со всем сама, — по-доброму и весело ворчит бабушка, забирая у нас посуду и мешая помогать. — Лучше идите вместе. Вика, проводи парня.
Колеблюсь какое-то время. С одной стороны — неожиданно не хочется оставаться с Давидом наедине после этих душевных посиделок, которые чуть ли не сблизить нас успели настолько, насколько не готова была. С другой… Он же слышит сейчас бабушку, ждёт. И объективных причин отказывать у меня нет.
— Сейчас, — глупо тяну время, — ты иди пока, обувайся, я чуть позже подойду, — не глядя, бросаю Давиду.
Чему-то хмыкнув, он всё-таки уходит, попрощавшись с бабушкой. Которая смотрит на меня как минимум с любопытством.
Откуда это волнение странное? Даже сильнее, чем перед свиданием. Накрывает неумолимо, не даёт внушить себе, что ничего такого ведь не происходит и не случится.
— Иди, — мягко говорит бабушка. — Не заставляй его ждать или одному уйти. Хороший же парень.
— А что такого в том, чтобы самому уйти? — почему-то возражаю, но шёпотом,
