второй этаж поднимаемся молча.
– Не самый лучший выбор для палаты человека, который не может ходить, – словно извиняясь, говорит Кит. – Но у нашей бабушки на все свое мнение. Прошу.
Он открывает передо мной дверь, и мы заходим в светлую просторную комнату. Навстречу нам поднимается женщина в светло-зеленом платье целителя. Она чем-то похожа на мирс Амелию – такая же независимая, уверенная и с проницательным взглядом.
– Все хорошо, мирс Валери, я к брату. Можете оставить нас на пять минут? – спрашивает Кит, и я, следуя за его взглядом, смотрю на кровать у окна, в которой лежит копия Кита – только бледная и безжизненная. Тело окутывает едва заметное магическое сияние, и я внезапно очень четко понимаю: именно оно и поддерживает жизнь в брате Кита. Только целители, которые дежурят у его кровати день и ночь. А меня запихнули… на, как его называют… «связи с общественностью и международное магическое право»? Серьезно? Разве это справедливо и целесообразно?
Я чувствую скованность. В комнате тихо, и парень на кровати кажется неживым. Слишком бледный, неподвижный, с закрытыми глазами. На скуле еще не сошедший синяк, на переносице незаживший шрам, несколько стежков на нижней губе. Ему досталось, и эти следы вряд ли сведут самые лучшие специалисты. Плечи и руки в фиксирующих повязках. Представляю, как страшно приходить сюда Киту. У меня самой мурашки бегут по плечам.
Женщина-целитель поднимается из кресла, в котором сидела. Она проверяет магический кокон, окутывающий Дара, и направляется к выходу мимо нас, но замирает у меня за спиной. Оборачиваюсь, пытаюсь что-то уловить в ее глазах.
– Магия… – произносит она задумчиво.
Непонимающе смотрим вместе с Китом, а целительница продолжает так, будто не замечает нашего недоумения. Она отстраненная, словно между ней и окружающими ледяная корка.
– У тебя сильная магия, но глубоко.
– Она заперта, я занимаюсь с мирс Амелией, – поясняю я под действием глубокого голоса, а взгляд ее черных глаз проникает глубоко под кожу. Сама она светловолосая и хрупкая, но вот в глазах бездна.
– Очень знакомый дар, – тянет она, словно размышляя. – Слишком знакомый.
– Я тоже целитель, наверное, поэтому, – смущаясь, отвечаю я.
– Кто твои родители?
– Мама умерла, когда я была маленькой…
– Отца вы знаете. – В голосе Кита я слышу что-то похожее на вызов.
– Я многих знаю, – мягко отвечает женщина, и ее улыбка кажется мне знакомой.
– Дариус лэ Кальвейсис, – отвечает Кит.
Мирс Валери бледнеет, но берет себя в руки и говорит:
– Действительно знаю. Теперь понятно, почему твоя магия мне знакома. Не буду вам мешать.
Она выходит, а Кит шипит ей в спину:
– Стерва.
– Не понимаю, почему ты так на нее взъелся? – удивляюсь я, провожая женщину взглядом. Я до сих пор под впечатлением от ее холодной уверенности и силы, которая сосредоточена в этом хрупком теле. – В конце концов, она помогает твоему брату жить.
– Да. – Кит нехорошо усмехается. – Этого у нее не отнять. Она лучшая, а бабушка всегда обеспечивала нам все самое хорошее. А еще… знаешь, как ее зовут полностью?
– Как? – послушно переспрашиваю я, не понимая, какое отношение это имеет к нашему разговору.
– Валери лэ Кальвейсис. Твоя бабушка.
Слова Кита – как ушат холодной воды.
– У тебя есть еще вопросы, почему она стерва?
Я замираю и не могу поверить. Я только что столкнулась с бабушкой, и она сделала вид, будто мы не знакомы? Точнее, мы и правда не знакомы, но в отличие от меня, она узнала магию и была в курсе, кто стоит перед ней! Впрочем, от семьи лэ Кальвейсис не стоит ждать человеческого отношения. Это я усвоила.
– Она даже не сказала тебе ничего! Как так можно?..
– Видимо, это особенность моей семьи, – горько усмехаюсь я, стараясь не показать, что мне неприятна эта ситуация. – Давай знакомь меня с братом. А то мы ругаемся у его кровати, и мне кажется, это как-то невежливо.
– Ты права. – Кит вздыхает, подходит к окутанному магическим сиянием парню и кладет руку на его перебинтованное плечо.
– Привет, Дар! Познакомься, это Агния. Давай уж, братишка, приходи в себя. Она тебе понравится.
Наверное, мы оба ждем чуда. Глупо и иррационально надеемся, что Дар сейчас, как в сказке, откроет глаза и посмотрит на нас. Я даже дыхание задерживаю, хоть и понимаю: это наивно и в жизни так не бывает.
Кит пересказывал последние новости, пытался шутить, разговаривая с воздухом, а я, чтобы скрыть слезы, просто отхожу к окну. Мне жалко их обоих. И Дара, с которым, возможно, я так никогда и не познакомлюсь, и Кита, который лишился части себя.
– Что говорят целители? – наконец спрашиваю я. – Ты сказал, он идет на поправку.
– Нет… – Кит хмыкает. – Я сказал, что ему стало чуть лучше. Вот это… и есть чуть лучше. Он хотя бы не пытается умереть каждую секунду. В себя приходить, правда, тоже пока не спешит. А лекари… Они не боги. Говорят, сейчас многое зависит от того, захочет ли жить сам Дар. От меня, смогу я его вытащить силой нашей связи… Хотя какая связь? – Он грустно опускает глаза. – Мне всегда казалось, что она есть. Типа близнецы даже думают одинаково. Но сейчас я просто не чувствую его. Как такое может быть? Я не знаю, что сделать, чтобы он очнулся. Я даже не в курсе, слышит ли он меня. И не знаю, есть ли он там! – Кит указывает на лежащее на кровати тело. – Может быть, Дар давно ушел, а мы просто искусственно поддерживаем подобие жизни в его теле. Целители говорят, он может очнуться, но я иногда не верю…
– Потому что не чувствуешь привычной связи?
– Да. И не понимаю, как помочь ему выкарабкаться, если он все же еще с нами.
– Иногда нужно исключительно время, – осторожно говорю я. – Может быть, он просто идет к тебе? Но маленькими шагами. И не его вина, что не получается быстрее.
– Думаешь? – тихо переспрашивает парень.
– Не знаю, – признаюсь честно, чтобы не обнадеживать. – Но и ты не знаешь. Поэтому злиться на него сейчас – последнее дело. Думаю, он делает колоссальную работу, чтобы вернуться к тебе. К жизни… Он ведь любил жизнь?
– Слишком. – Кит сглатывает. – Поэтому всегда испытывал ее на прочность. Но, как видишь, сломался сам, и возможно, ему просто страшно возвращаться в мир, в котором жизнь его положила на обе лопатки…
– Ты знаешь, что находящиеся в коме люди слышат нас? – спрашиваю я, и Кит с опаской косится на брата. – Сам же говоришь с ним именно затем, чтобы он услышал. Такими размышлениями ты вряд ли