И выжил! А значит, знаю, что и как нужно делать.
— Я тоже, и что? — сказал Гуннстейн.
— Ну, тебе-то кроме моря и паруса ничего больше неинтересно, Гуннстейн, — сказал Вестгейр. — Тебе в хёвдинги не надо.
— А тебе что ли надо? — спросил Лейф.
— Ну, могу, — приосанился Вестгейр.
— Давайте, что ли, руки поднимем, — снова сказал я.
На этот раз голосов в его пользу оказалось чуть больше. С его кандидатурой согласились всего четверо. И меня в их числе не было. Да, Вестгейр был одним из самых опытных, да, он побывал во многих морях и ступил на многие земли, но он, скажем так, не любил рисковать. Возможно, именно поэтому он дожил до седых волос, да и обвинить его в трусости прямо в лицо мало кто осмелился бы, потому как драться он всё-таки умел, но идти на риск, неизбежный в таком деле, Вестгейр не хотел, избегая его всеми возможными способами. Даже в клине, в стене щитов он предпочитал работать копьём из-за чужих спин.
— Не быть тебе вождём, Вестгейр, — проскрипел Кнут, который демонстративно сидел со скрещенными руками во время голосования.
— Значит, не судьба, — пожал плечами он.
Мы условились о том, что хёвдингом станет тот, за кого проголосует больше половины команды, а все остальные безропотно должны будут этот результат принять, даже если с ним не согласны, а если кто-то не пожелает ходить под командованием избранного вождя, то остальные выкупят его долю.
Эль постепенно доводил норманнов до кондиции, я специально потребовал у матери выставить всё, что было в запасах, даже «зимний» эль, самый крепкий из тех, что можно получить без перегонки. Всё чаще звучали шуточки и смех, хотя разговор вроде как предполагал быть серьёзным, мужчины бахвалились и мерились совершёнными подвигами. Мне же похвастать было особо нечем, но даже у меня имелось несколько козырей в рукаве. Я всерьёз вознамерился стать вождём этих людей, и не гнушался использовать даже немного жульнические способы. Насколько я уже понимал местные обычаи, никто не гнушался.
— Раз уж никто не желает, то я мог бы, это самое… В вожди, — произнёс Сигстейн.
В шуме голосов его никто не услышал, и ему пришлось повторить это ещё раз.
— Ну уж нет, Жадина! — расхохотался Кнут. — Я лучше пойду горному троллю в ноги поклонюсь, он и то будет щедрее тебя!
— Да что ты⁈ У меня нюх на добычу! — вскинулся Сигстейн. — Мы все разбогатеем! Тем более в Англии! Я запомнил все монастыри и церкви, мимо которых мы прошагали! А они битком набиты золотом, я знаю! У меня нюх!
За Сигстейна не проголосовал никто, как бы он ни пытался убедить команду в том, что под его руководством их ждёт процветание и богатая добыча. Никому не хотелось питаться в походах одними сухарями и копчёной селёдкой, а ходить в обносках, потому что их вождь слишком жаден, чтобы обеспечить свою команду всем необходимым.
— Так вы никогда не выберете себе хёвдинга, — протянул вдруг Эйрик скучающим тоном. — Вы лаетесь между собой, как на базаре.
— Заткнись, трэлль, — произнёс Сигстейн.
Эйрик тут же вскочил со своего места, хватаясь за нож, тут же началась суета, гул, все начали подниматься, глядя то на одного, то на другого.
— Тихо! — рявкнул я поставленным командным голосом. — Никаких драк в моём доме!
Норманны притихли. Я был в своём праве.
— У этого пузыря слишком длинный язык, его следует укоротить, — произнёс Эйрик. — Такое оскорбление смоется только его кровью.
— Потом! — прорычал я. — Сейчас не время!
В воздухе повисло напряжённое молчание, прерываемое лишь треском дров в очаге и шумным дыханием пьяных норманнов. Трезвым оставался только я, лишь делая вид, что пью.
Обстановку требовалось разрядить, причём немедленно.
— Сигстейн, извинись, — потребовал я. — Это мой гость, и оскорбляя его, ты оскорбляешь и меня.
Жадина нахмурился, поиграл желваками. Торбьерн толкнул его под руку и что-то шепнул на ухо.
— Гм… Да, я прошу прощения, — выдавил Сигстейн. — У тебя, Бранд, и у тебя, Эйрик Гудредсон. За меня говорил выпитый эль.
Эйрик медленно вернул нож в ножны и степенно кивнул. Пока что всё вернулось в норму, но рано или поздно эта язва в нашем коллективе воспалится снова.
— Хёвдингом буду я, — заявил я, как только все немного успокоились и вернулись на свои места.
Я ожидал любой реакции, горячих возражений, споров, угроз, недоумевающих взглядов, насмешек, но ответом стало молчание. Молчание, которое, как известно, знак согласия.
— Ты молодой ещё, — неуверенно протянул Торбьерн. — Потянешь?
— Потянет, — вместо меня ответил Рагнвальд. — Так тому и быть.
— Проголосуем? — спросил Хальвдан.
Норманны стали поднимать руки один за другим, и я внимательно следил за каждым. Не только за тем, кто голосует за или против, но и за тем, как они это делают, с каким выражением лица, кто на кого смотрит, пытаясь уловить возможную реакцию, кто давит авторитетом, а кто следует за остальными. Девять человек из пятнадцати, имеющих право голоса, проголосовали за меня, и я запомнил выбор каждого.
Так я стал хёвдингом. Пожалуй, самым молодым по эту сторону Северного моря.
— За это следует выпить, друзья, — сказал я, и на этот раз выпил вместе со всеми остальными.
Глава 15
Команда «Морского сокола» пополнилась ещё двумя десятками человек, в основном, молодёжью, грезящей о славных победах, и для них моё положение стало огромным сюрпризом. Как же, ещё вчера мы вместе играли в навозе, но я ушёл в вик, а они нет, и теперь я стал хёвдингом, а они так и остались деревенскими лоботрясами. Это одновременно их и злило, и мотивировало.
К тому же, Торбьерн приложил все усилия для нашей пиар-кампании, на каждом шагу рассказывая о нашем походе, о гибели Рагнара и нашей пьянке с его сыновьями, превратив стычку на берегу в эпическое побоище против целой армии саксов, а мой разговор с Лодброксонами в дерзкую перебранку.
«Морского сокола» привели в полный порядок, законопатили и подготовили к новому выходу в море. Вырезали недостающие вёсла, починили парус, обновили носовую фигуру, Рагнвальд украсил мачту и рулевое весло рунами. Скамьи гребцов теперь были заполнены полностью, шестнадцать пар тяжёлых еловых вёсел готовы были вновь взбивать морскую воду.
