из автомобиля «УАЗ». Похоже, стрелял сам водитель. После второго выстрела была организована погоня, но по нашим дорогам за «уазиком» разве угонишься на легковой иномарке… Тоже внедорожник нужен! И даже, возможно, более проходимый, чем «УАЗ». А где такой взять?.. Оба депутата, кстати, тоже были за рулем. Тоже следовало знать заранее их привычки и любовь к транспорту, к управлению автомобилем. Но если не ошибаюсь, эти привычки в твоем досье отмечены, майор. В том, которое под грифом.
– Кажется, да, – вынужденно согласился я, сам этого точно не помня, но сделав вывод, что Муравьинский предоставил Абдурагиму Маликовичу один экземпляр документа. – Но не думаете же вы, в самом-то деле, что я причастен к этому расстрелу? Я далеко, до меня добраться можно только вертолетом. И кстати, у меня в роте нет ни одного «Винтореза»… Я как раз слышу звук вертолетов, они летят к нам на помощь.
– Понял, тебе некогда. Я не в обиде и разговор заканчиваю. Еще только одно пояснение требуется. Кто, майор, кроме тебя, имеет доступ к списку? Кто его видел?
– Из наших – капитан Ромашкин.
– Это кто такой?
Я был не в курсе, имеет ли допуск подполковник Сулейманов к списку сотрудников и офицеров сводного отряда спецназа военной разведки в регионе Северного Кавказа, к их званиям и должностям, поэтому ответил уклончиво:
– Это офицер нашего шифровального отделения.
– А Исмаэлян где?
– Капитан Исмаэлян – начальник. Капитан Ромашкин – его сотрудник. Кроме него, документ держали в руках командир отряда, который находится со мной, и наш начальник штаба.
– Ну эти-то двое вне подозрений. Как и ты, кстати. Тем более ваш командир отряда, я слышал, серьезно ранен. А к капитану Ромашкину присмотрись внимательнее… Ладно. Ты там вертолеты ждешь, встречай их.
– До связи, товарищ подполковник. Но насчет Ромашкина, мне кажется, ваши подозрения беспочвенны – он только вчера прибыл в отряд и еще не в курсе текущих дел в республике.
– По ротации прибыл? Чтобы сменить Исмаэляна?
– Я не знаю.
– Ладно, разберемся. Следствие покажет.
– А кто будет вести следствие? «Менты» или Следственное управление?
– Пока дело ведет следственный отдел республиканского ФСБ… Ну, до связи, майор.
– Подождите, товарищ подполковник! Извините уж дилетанта за запоздалый совет, но следует остальных депутатов из списка взять под усиленную охрану.
– А ты, майор, считаешь, что мы до такой простой вещи не додумались?
– Понял, товарищ подполковник. Еще раз извините.
– До связи. Буду Смурнову звонить…
Я отключился от разговора и, не ожидая новых звонков, убрал телефон в карман под бронежилет, где держу его обычно.
Новость, принесенная двумя телефонными звонками, меня достаточно сильно поразила. Как же так получилось, что два депутата Народного собрания республики убиты? Из первой банды точно ни одного снайпера мы не упустили, я сделал такой вывод, опираясь на категоричные доклады командиров колонн. И не только снайперов – мы не упустили ни одного бандита, уничтожили всех! Новость о работе бандитского снайпера, признаюсь, откровенно мешала мне руководить боем.
И снова завибрировал телефон в кармане – напрасно я его убрал. Но пока я его доставал, звонки прекратились. Я глянул на определитель и увидел, что мне звонил начальник штаба майор Смурнов. Предмет несостоявшегося разговора был понятен, но у меня не появилось желания поджать хвост или закрыть глаза.
Пришлось начальнику штаба перезвонить.
– Да, Василий Николаевич, это я тебе звонил. Представляешь, сейчас мне звонит подполковник Муравьинский из ФСБ (это тот, к кому я тебя утром посылал) и предъявляет претензию, что ты упустил какого-то снайпера, который «уложил» двух депутатов Народного собрания. Оба убиты выстрелом в голову в то время, когда находились за рулем. Один из дома выезжал, в ночной клуб направлялся, второй, наоборот, приехал домой из больницы – навещал мать. Она в реанимации с инфарктом, так что жертв у нас может добавиться, поскольку матери обязаны сообщить о смерти сына.
Голос майора Смурнова был сильно расстроенным, я его таким раньше даже представить себе не мог. Но я отлично понимал, что расстроен он не из-за меня и не потому, что я кого-то упустил. Слишком хорошо начальник штаба меня знает и знает, что если я в кого-то вцеплюсь, то зубы не разожму даже после смерти.
– Странно… – отозвался я. – Подполковник Муравьинский звонил мне недавно и, кажется, принял к сведению мое утверждение, что мы никого не упустили. Мне вообще показалось, что он далек от мысли предъявлять моей роте и лично мне претензии. Как и подполковник ФСО Сулейманов.
– Ты и с Сулеймановым поговорить успел?
– Так точно. Он мне позвонил сразу после Муравьинского.
– И ты на меня стрелки перевел?
Вот и пришло время показать, что я и хвост не поджимаю, и глаза при опасности не зажмуриваю.
– Я ни на кого, товарищ майор, стрелки не переводил. Я просто сказал, что моя рота никого не выпустила из первой банды и никого не выпустит из второй. Но не сказал того, что сказать следовало бы.
– Что конкретно? – сурово спросил Смурнов. Я прямо не заслужил такого к себе отношения.
– Я не сказал, что выставить из состава роты охрану депутатам я возможности не имел, поскольку рота, согласно приказу командования, в полном составе отбыла на блокирование и уничтожение двух банд, перешедших границу, каждая из которых превосходила нас численностью, и поэтому нам важен был каждый «ствол». Я просто не имел возможности кого-то выделить в охрану депутатов, поскольку такие меры поставили бы под угрозу существование всей разведроты. По списку охранять требовалось восемнадцать депутатов. Для осуществления охраны требовалось выделить хотя бы по три человека на каждого. Итого получается пятьдесят четыре человека. Столько у меня ни в одном взводе не наберется. Значит, из роты требовалось убрать почти полтора взвода. Это могло бы стоить жизни всей разведроте, потому что мы не смогли бы в ослабленном составе выполнить задачу по уничтожению даже одной банды. Следовательно, поставленная передо мной задача была бы не выполнена, а снайперы-киллеры просочились бы в республику, попросту пройдя по нашим трупам. И вы имели бы более значительные потери в депутатском корпусе. Может быть, через пару дней они свое дело сделали бы. А роты больше бы не существовало.
Мне показалось, что я разговаривал с начальником штаба вполне аргументированно. Но, как оказалось, его мои аргументы не проняли. Он гнул свою линию. Так всегда бывает, когда человек желает принимать во внимание только собственную точку зрения.
– Но ты же сказал Муравьинскому, что именно я должен был использовать отдельный взвод, чтобы выставить депутатам охрану. А ты знаешь, сколько бойцов в одном взводе?
– Если мне память не изменяет,
