class="p1">— А, тварина! — голос мстительницы полон Ветхозаветной правды. — Живи теперь поуродованной!
Поручик ещё раз оглянулся назад, и едва удержал лицо от злой гримасы. Матросы! Стоят, скоты, переминаются! Толку-то, что винтовки раздали, если стрелять толком не умеют. А главное, и не желают! Это не вымуштрованные солдатики из Одесского гарнизона, привыкшие бояться кулака фельдфебеля пуще неприятельских пуль, а ротного командира ставящего повыше Бога.
Ишь, бесчестье им народ разгонять! Даже и не скрывают, с-скоты… Набрались фанаберии дурной от флотских офицеров, и туда же! Отдай приказ, так и не выполнят небось.
А как хорошо было бы… пли! И в штыки. Коротким – коли! И гнать, гнать толпу забывшей своё место черни! Придётся действовать мягко, договариваться.
У поручика на нервной почве разом заболели все зубы. А ведь если бы не эти вахлаки, а его нерассуждающие солдатики… и-эх! Мог бы и орден получить. За решительность!
Восемнадцатая глава
— Разагитировали, сволочи! — грохнул кулаком по столу Павел Алексеевич, раскровянив его о хрустальное пресс-папье. Яростный рык, и оно полетело в стену, а осколочки хрусталя весело запрыгали по полу, переливаясь на свету.
— А вы что!? — вызверился градоначальник на подчинённых. — Проморгали, бляжьи дети?!
Революционеров проморгали?! На собственных судах?!
— Вы! Вы! — палец с силой ткнулся в грудь одному из каперангов, вынуждая того отступать шаг за шагом к открытому окну. — Распустили! Стрелять они отказались! Ненадёжны!
— Ваше… — начал было тот, бледный от страха и обиды.
— Молчать! Сукин сын! Под суд, под суд пойдёшь! Сгною!
Зеленой сорвался на визг, брызгая слюной и тыкая костяшками пальцев в затянутую мундиром грудь, пятная её кровью. Он орал, не сдерживая себя ни в громкости, ни в выражениях.
— Лютует, — с явственным злорадством констатировал пожилой одессит с густыми, несколько неряшливыми усами на побитом оспой худом лице, остановившийся напротив резиденции градоначальника.
— Промеж своих пусть хоть насмерть грызутся, — отозвался упитанный одышливый прохожий, и они обменялись понимающими взглядами. Из доносящихся до них обрывков фраз можно было сделать недвусмысленный вывод, что Одесский гарнизон ненадёжен.
Обменявшись многозначительными взглядами записных сплетников ещё раз, мужчины прикоснулись к шляпам и разошлись. Такие горячие новости вредно держать в себе!
* * *
Молдаванка бурлит, живо обсуждая происходящее. Народ настроен таки решительно, и местами даже через ой!
Обсудив всё и вся, пришли к выводу, что может быть таки немножечко жара, и к етому событию лучше приготовиться заранее и всем, а не через одного и через как. Не то штобы местные шибко воинственно настроены, но на разный нехороший случай приготовили всякий хлам под баррикады, и договорились промежду собой – кто, с кем, с чем, где и почём.
— Шломо! — вкусно пыхтел сигарой дядя Фима, крутящийся промеж всех с ценными указаниями и важным руководством. — Если ты видишь вдалеке какую-то гадость, то лучше таки обойти её стороной. Ну а если эта гадость может придти в твой дом сама, то хочется тебе или невыгодно, но нужно таки подготовить торжественную встречу!
— Солдаты?
— Скорее нет, чем да, — делает руками дядя Фима. — Сами они шо, не люди? Люди, пусть даже местами подневольные вплоть до вовсе уж невольного, как это у служивых часто бывает. Через матросиков тогда удачно вышло. Раз! И через весь город пролетела таки записочка, шо мы не политические, а погромщики сугубо по делу, за всё плохое нехорошим людям.
— Сёма! — заорал он истошно, выплюнув сигару в руку. — Ты адиёт всегда, или только когда я тебя вижу?! Я тебе шо говорил?
Бляйшман унёсся раздавать указания и показывать, как делать не надо, а за ним и я. Такой себе то ли вестовой, то ли адъютант. Шустрый на ногу и язык, и не без авторитета среди мальчишек. Да и промежду взрослых тоже послушают, а не сразу взад развернут, да с пинком.
— Зеленой в жопе, — вкусно затянувшись, и поглядывая зорко на нерадивых всех, делающих дорогу немножечко неудобной, продолжил он наше просвещение. Я, Сань… то есть Рувим!
Ёсик и немножечко Лёвка, но последний только так, штоб лучше рядом, а не где-то, и сердце за нево болит! Потому как тоже родственник, через жену.
— В жопе, — повторил он со смаком, — и ви таки знаете, почему?
Глаза дяди Фимы обежали промеж нас и остановились на мне. Мотаю головой, откудова мне?
— Потому, шо обосрался! Такой себе руководитель, шо всё через себя сделал, а не через всех, как умные. И когда полицмейстер отъехал в нелучший мир, это и сказалось как нельзя должным образом! Там доложить не успели, здесь ещё што, и вот – на улицы вывели переминающихся с ноги на ногу матросиков заместо солдат с их коли.
— И матросики ети уже знают, что народ поднялся не на власти, а против сволочи!
— Умничка! — пахнущая табаком рука провела по моим волосам. — Вот тебе конфетку! Да таки ладно, всем через тебя! Пользуйтесь моей нежадной щедростью!
Жестяная коробочка с монпансье пошла по рукам, и от нежадности дяди Фимы мы взяли по леденечику.
— А потом через матросиков и в солдаты! — продолжил он, посасывая леденец и сигару одновременно. — И это, я вам скажу, таки ой! Немножечко ещё не ой-вэй, но уже можно смотреть в ту сторону. И теперь солдатики, которых вывели на улицы, чувствуют себя самую множечко поиметыми. Потому как получается, шо они не за власти против революционэров, а за власти, но ещё и за работорговцев! Списочки то разошлись! А это такое фу, шо на всю Европу выплеснуться может.
— Зеленому всё? — поинтересовался Ёсик, сделав вниз рукой.
— А вот здесь и может быть ой! — качнул головой дядя Фима. — Фима, который не тёзка совсем! Попандопуло тебя через якорь штоб! Через тебя я вижу, как не надо! Как надо?! Посмотри на Сёму и делай ровно иначе, не ошибёшься!
— Шо за люди, — пробормотал он, — я таки понимаю, шо евреи считают себя за умную нацию, но в такие часочки начинаю в этом сильно сомневаться!
— А! За ой! — вспомнил он. — Если он начнёт давить на нас и мы поддавимся, то вроде как он и на коне, а не раком под. Подавил, так сказать. А шо подавил, зачем и кому, это уже, поверь моему большому и невкусному жизненному опыту, царь разбираться не будет. Ура и молодец, получи орден!
— Да, — вздохнул тихий Чиж, — я раньше думал, што царь, ето ну…
Он замялся и повернул лицо в небо, но почти тут же пожал плечами.
— …а он просто царь.
«Переоценка ценностей», — мелькнуло едкое и чуточку облегчённое в
