вдоль туловища. Ничего не выражавшее лицо. Только во взгляде глубоко посаженных глаз читалась едва заметная теплая улыбка. Консул со вниманием разглядывал часы, висевшие на стенах, а я смотрел на него и не знал, что сказать. Так продолжалось почти целую минуту. Консул первым нарушил молчание.
– Значит, это твоя часовая мастерская … – произнес он.
– Моего отца, – ответил я. – А ему помогаю.
Кажется, мой ответ понравился консулу. Он одобрительно кивнул и спросил разрешения присесть. Я подвинул ему стул, а сам остался стоять.
– Мне стало известно от Тирра, что ты перестал появляться на занятиях, – сказал консул. – Что-нибудь произошло?
– Мой отец был тяжело болен. Я не мог оставить мать одну.
– Как твой отец чувствует себя сейчас? – спросил консул.
– Уже лучше, – ответил я. – Но все еще слаб.
– Отрадно иметь сына, на которого можно положиться, – произнес консул, повернувшись и обращаясь к моей матери. – Не правда ли?
Мать в ответ кивнула. Руки ее беспокойно теребили испачканный мукой фартук.
– Я всего лишь сделал, что должен был, – сказал я.
– Достойные слова, – произнес консул. – Но скажи мне теперь, намерен ли ты продолжить учебу?
Я замешкался. Мысли мои смешались.
– Не знаю, – ответил я, опустив голову.
– Говори прямо, – мягко произнес консул. – Не таись от меня.
– Отец еще слишком слаб. Я должен работать, чтобы добывать деньги для моей семьи …
Воцарилось молчание. Лишь мерный ход часов нарушал тишину. Наконец, консул сказал:
– Предлагаю тебе поступить ко мне на службу. Ты станешь помощником одного из моих распорядителей. Будешь работать несколько часов в день, а оставшееся время сможешь посвятить учебе. Разумеется, за службу тебе будет полагаться жалованье. Три серебряные монеты ежемесячно. Эти деньги помогут твоей семье.
Три серебряные монеты! Это было почти столько же, сколько зарабатывал мой отец! Я не знал, что ответить. Я окончательно растерялся. Язык мой сделался сухим и прилип к зубам. Наверное, у меня был глупый вид. Я поглядел на мать в надежде, что она придет на помощь. Перехватив мой взгляд, она поспешила взять дело в свои руки.
– Он согласен! – воскликнула она.
Вмиг она оказалась рядом со мной и принялась ласково трепать меня по голове.
–Уалий с благодарностью принимает выше предложение, господин консул!
– Это правильное решение, – произнес консул и поднялся со стула.
В дверях консул обернулся и сказал:
– Я пришлю сегодня своего врача. Он осмотрит твоего отца, Уалий, и сделает все необходимое для его выздоровления.
– Благодарю вас, – произнесла моя мать. – Вы очень добры.
– Это самое малое, что я могу сделать, – ответил консул. – А тебя, Уалий, я завтра жду в поместье.
С этими словами консул вышел из мастерской. Я услышал его удаляющиеся шаги и затем, как хлопнула дверь. Поддавшись порыву, я бросился следом и успел застать консула на улице прежде, чем его карета в сопровождении нескольких всадников выкатилась за ворота.
– Стойте, – крикнул я. – Я должен сказать вам …
Карета остановилась. Всадники разъехались по сторонам, давая мне пройти.
– Я слушаю тебя, – произнес консул, внимательно глядя на меня.
– Вы сказали, что учеба вместе с Тирром пойдет на пользу нам обоим … – сказал я, задыхаясь.
– Я помню этот разговор, – ответил консул.
– Но я только мешаю Тирру. Из-за меня ему приходится топтаться на месте и повторять то, что он давно уже знает. Тирр мог бы учиться намного быстрее, не будь меня в классе.
Я выпалил это и в тот же миг ощутил, что мне сделалось легче. Будто камень спал с сердца. Я глядел на консула, приготовившись услышать приговор. Но вместо этого испещренное морщинами лицо консула вдруг прояснилось словно сделалось моложе. Консул впервые улыбнулся и произнес:
– Благодаря тебе Тирр научился дружить. Это важнее всех других наук.
* * *
На следующее утро консул познакомил меня с человеком по имени Крух, занимавшим должность распорядителя. У Круха было бледное невыразительное лицо, короткие русые волосы и сутулая спина. Голос у него был глухой и тихий. Говорил он коротко и только по делу. На вид Крух был человеком нервным и замкнутым. Как и все государственные служащие одет он был в темно-синюю гимнастерку с высоким прямым воротником и металлическими пуговицами на груди. При себе Крух всегда носил кожаную сумку с гусиным пером, чернилами, карандашами и бумагой для письма.
Консул поручил Круху взять меня под свою опеку и обучить основам государственной службы. И Крух с готовностью принялся исполнять. Первым делом он потащил меня к портному, ведь форменной гимнастерки моего размера на складе попросту не нашлось. Вслед за этим мы отправились в Северную башню, служившую для сбора подношений. Так Крух усадил меня за стол в приемном отделении и принялся втолковывать, как вносить записи в книгу учета.
Приемное отделение располагалось на нижнем уровне башни и представляло из себя большую залу с каменными стенами и высоким сводчатым потолком. Сквозь небольшие круглые окна внутрь проникал рассеянный дневной свет. Над головой висели тяжелые металлические люстры со свечами, которые зажигали с наступлением сумерек. Массивный письменный стол, за которым мне предстояло скрипеть пером, находился сразу у входа в приемное отделение. Здесь же стояли двое вооруженных солдат с суровыми лицами, а рядом с ними бородатый горбун с веселыми глазами и огромными волосатыми ручищами.
В дальнем конце залы ровными рядами тянулись металлические стеллажи, сверху до низу уставленные подношениями. Здесь были мешки с мукой и солью, рулоны дорогих тканей, кувшины с маслом и вином, коробки с восковыми свечами, меха и шкуры диких животных и еще множество всякой всячины.
Горожане заходили в приемное отделение по одному, принося вместе с собой подношения для небесных теней. Крух принимал товары, пересчитывал, а при необходимости взвешивал их на специальных весах. Вслед за этим в дело вступал горбун. Он хватал подношения своими огромными волосатыми ручищами и подобно пауку уволакивал их в дальней конец залы, где проворно запихивал на один из металлических стеллажей. В мои же обязанности входило записывать, какие подношения и в каком количестве принес человек. Кроме того, я должен был узнать имя горожанина, после чего найти его в книге учета и сделать напротив отметку, означавшую, что долг исполнен. Словом, работа была утомительной и скучной. Но мысль о трех серебряных монетах подбадривала меня.
Ровно в полдень Крух объявил, что мой рабочей день окончен и я могу быть свободен.
– Завтра в восемь утра, – сказал Крух вместо прощания. – Не опаздывай.
* * *
Я вошел в учебный класс с опозданием на несколько минут. Ирис стояла у окна с
