Книга Сон о принце - Эсфирь Серебрянская

внимания на шум в комнатах. Она рассказывала историю их знакомства и с удовольствием грызла грильяж. А потом пришел Валера и тоже рассказал, как они познакомились. А после Ривка рыдала от смеха, потому что Валерик ухитрился выкинуть вместе с вещами Евгения сумку с моим нижним бельем, и мне элементарно было не во что переодеться. А чтоб извиниться, он подарил мне напугавшую моего жениха финку, оказавшуюся бутафорским ножом, но вполне реальным кастетом. Когда же я все же привела себя в порядок, то подарила Валерке кольцо для невесты, поскольку мне оно стало не нужно, а ему времени найти достойное не хватило. Да и просто отблагодарить его нужно было за мое спасение от пройдохи жениха.

Потом сидели-болтали о грядущей свадьбе. Валерка откровенно опасался дядьки Степана, который вроде как мужик нормальный, но антисемит махровый. А Ривка рассказала о паре своих суперрелигиозных родичей, которые поставят в вину ее жениху и испанскую инквизицию, и царские погромы. А я думала о том, что надо действительно написать завещание, передав детям отца и матери свою собственность. Сестренок две – квартир две…

А потом, через год с небольшим, пьяный водитель вышиб Валеркину машину на встречку, впечатав ее в идущий бензовоз.

Мой паладин погиб мгновенно. А его Ривка, тихая хрупкая тоненькая девушка, несмотря на разбитую голову и открытый перелом руки, высадила заклинившую дверь и оттащила сидение с их дочуркой метров на двадцать от линии начавшегося пожара. Когда приехала скорая, она уже не дышала… Но даже мертвой Ривка продолжала прикрывать своим телом ребенка…

Вторая часть

Глава X

Захлопнув входную дверь в квартиру, я, не разуваясь, прошла на кухню и поставила на стол початую бутылку водки, которую несла в руке от самого Валеркиного дома. В другой руке болтался пакет с фотографией, сделанной на нашем выпускном. У меня где-то лежит похожая, но эта, в свете разыгравшейся трагедии, кажется более символичной. На ней Валерка, отстав буквально на полшага, словно выпускает меня в самостоятельный полет. Я иду дальше, а он остается позади… в прошлом.

Но это будет завтра. Сегодня он еще будет со мной. У меня есть почти полная бутылка водки, отнятая у дядьки Степана, а значит, я вполне могу выпить ее в компании друга, чтоб хоть как-то смыть трагикомический фарс, в который превратились его похороны.

Две упаковки сухариков и одна солонка позволили не только установить фотографию вертикально, но и спрятать мое изображение, оставив видимым только Валерку.

– Вот, – удовлетворенно сказала я вслух, – теперь дело за стаканом…

То, что в нашей семье по традиции называлось «стопарики», мне показались слишком большой емкостью. За один раз не опрокинуть, а делить на несколько глоточков не хочется. Инспекция внутренностей посудного шкафа преподнесла забавную находку в виде крохотного непрозрачного стаканчика. На самом деле посудинка называлась подставкой для яиц и предназначалась маленькой Леночке, чтоб она ела свой любимый завтрак, заляпывая по минимуму окружающее пространство. А вот теперь большая Леночка, решила дать старой вещи новую жизнь. Стол был готов. Осталось только привести себя в порядок – переодеться в домашнее…

Полчаса спустя первый девичий стопарик отправился по назначению в желудок.

– Ох и гадость эта ваша водка, – заявила я сморщившись. Валерка в ответ хитро улыбался мне с фотографии, протягивая ржаные сухарики на закусь. Естественно, ничего такого не было. Я же сама, так сказать, лично поставила коробку, прикрывая свое изображение. Но это совершенно случайное совпадение в сочетании с разливающейся по телу алкогольной теплотой мгновенно создало ощущение, что друг по-прежнему рядом.

– Так вот похороны, – начала я, хрустя сухариком и наливая новую порцию, – тебе бы этот бедлам понравился. Как ты любишь приговаривать: зато будет что вспомнить. И первым, кто точно не забудет сегодняшний день, станет этот драный поп. Точнее, избитый, обритый и оплёванный. Это ему еще повезло, потому что с утреца хорошо помянувший дядька Степан, только чудом не снес ему полбашки кадилом, когда услышал: «Жидовку отпевать не буду». Вообще гнильцой тот поп пахнет. Его помощник неизмеримо лучше. Да только напугали его так, что удрал служка…

Второй стаканчик и еще один сухарик.

– … И тогда дядька Степан со своими сыновьями, реквизировав поповский джип, заявил, чтоб не волновались, мол, он найдет и доставит нового батюшку вовремя.

Минут через сорок они примчались обратно… Все были в шоке. Особенно вытащенный из машины маленький сухонький старичок-раввин с белой тряпкой на плечах, молитвенником в одной руке и помятым кадилом в другой. Даже представить не берусь, о чем он подумал, когда увидел на пороге своей синагоги четырех злых не совсем трезвых мужиков в казацком прикиде.

Стаканчик… сухарик…

– Однако еще до его появления кучка бабок чуть не схлопотали массово сердечный приступ. А все из-за того, что какой-то мудрец вместо вашей свадебной фотографии вставил в траурную рамку вот эту самую, с нашего выпускного. Представляешь, приходят бабки, стоят в «предбаннике» охают-ахают, глядя на фото. Мол, такие красивые, такие молодые… А я, если помнишь к вам, – … всхлип и очередной стаканчик помог проглотить горечь слез, – …ох… еще раз проститься зашла. Во-от… Выхожу из комнаты, а эти как меня увидели так в крик. Кто-то в обморок. Кто-то за лекарством полез. А кто-то просто за сердце держится, и дышит тяжело. Тут-то ошибочка с фотографией и выяснилась…

Сухарик-стаканчик.

– Эти бабки потом, на всякий случай, от меня подальше держа… ик… лись. А раввин-то подумал, что я еврейка, поэтому они меня и сторонятся. Интересно, как бы он себя повел, если б я рассказала ему о своих немецких корнях? Наверно стоило. Может, тогда он держался бы подальше, а то от бешенного круговорота его эмоций-переживаний у меня чуть мозги не лопались. Как вспомню – так вздрогну. Кстати, о вздрогну…

– … и сухарик… ты, Валер, не думай… Я себе в происходящем прекрасно отчет отдаю. И не заливаю горе. Я праздную жизнь. Этот дедок в белом покрывале прекрасные слова сказал. Душевные. Мол, не горевать надо о вашей смерти, а радоваться вашей жизни. Вот я и радуюсь. А водка… Ну, на трезвую голову я ведь все не выскажу. Я же понимаю, что это кусок бумаги, и ни тебя, ни Ривки здесь нет. Но мне надо с вами поговорить. Точнее, надо рассказать, как это замечательно, что вы были в моей жизни. На самом деле вы по-прежнему есть в моей жизни. Я хочу праздновать вашу жизнь! Лакаем!.. Не-е… чет не то7…