ее и усиливая впечатление. Вы редкая красавица, мадемуазель Клер.
Клер глянула на Гедимина – кто бы говорил. Ах ты, ловелас! Вежливый и наглый. Однако она вдруг ощутила прилив уверенности. Даже удовольствия.
Маленькая Лолита, заслышав все это, скривила накрашенные кармином губки. Вокруг ее тарелки с пирожным кружила желто-черная крупная оса. Девочка протянула руку и вдруг схватила ее голой ладонью. Жало осы впилось в ее плоть, она вскрикнула от боли.
– Лолита! Что ты делаешь? Это же оса, она жалит ядом!
Обе гувернантки – испанка и француженка – вскочили со стульев, где почти дремали под липами. Все засуетились вокруг Лолиты. Ее кисть покраснела, припухла, однако какой-то особо уж страшной реакции на укус не последовало. Гувернантки призывали слуг принести уксуса, бинтов, холодной воды.
– Мон ами, тебе же больно, – нежно сказал Гедимин. – Ну что ты наделала, зачем?
Лолита внезапно порывисто обняла его за шею.
Он поднялся, держа ее на руках, как держат детей, понес ее в дом, что-то тихо говоря, словно успокаивая, утешая.
Издохшая оса валялась на тарелке с пирожным.
– Девчонка постоянно выкидывает фокусы, когда Гедимин приезжает, – устало объявил Павел Черветинский Комаровскому, наблюдая за происшествием за столом. – Ей всегда надо быть в центре его внимания. И это сейчас – когда она еще ребенок. Что будет дальше?
– Женщины непредсказуемы. – Евграф Комаровский все держался с ним своего жандармского тона. – Не знаешь порой, как с ними вести себя. Нервы сплошные. Вот и в вашем случае, как я узнал, когда вы везли к себе в поместье некую Скобеиху из трактира – даму приятную во всех отношениях и веселую, вы вдруг вспылили, вспыхнули как порох и выкинули ее посреди дороги из тарантаса. Она там пьяной валялась, и на нее напал здешний насильник-душегуб. Что произошло? Чем она вас так разгневала тогда?
Павел Черветинский вновь залился краской.
– Это Скобеиха вам рассказала? Она сама виновата – напилась, как свинья. Я не выношу пьяных баб. Это оскорбительно, это низводит женщину до уровня животного. Мы с ней условились в трактире, я заплатил ей немалые деньги за ночь. Ну, вы понимаете, граф, о чем я – зов плоти силен. Мы с ней уговорились, я рассчитывал на нее. А она напилась, как сапожник. Когда я стал ее укорять, она сама набросилась на меня, словно фурия – оскорбляла, попрекая меня болезнью, которая и так… для меня великая беда и расстройство. Я не выдержал сего, остановил тарантас и высадил ее на дороге. Конечно, если бы я только мог предположить, что подвергаю этим сию распутную бабу опасности, я бы никогда такого не сделал. Я сожалею о случившемся.
– Хотите, мой друг герр Гамбс, управляющий Посниковой, осмотрит вас? – Евграф Комаровский разом смягчился, сменил тон. – Он учился на медицинском в Гейдельберге, и у него к лечебному делу талант во многих сферах. Он когда-то исцелил меня от сильной горячки, фактически жизнь мне спас.
– Ах, ваше сиятельство, сколько врачей меня смотрели. – Павел Черветинский тоже смягчился. – Все без толку. И все их снадобья – мази, притирания… Ничего не действует. У меня это с детства. Наверное, сие неизлечимо.
Глава 13
Музыкальный вечер. Черная шаль
– Судя по вашему лицу, мадемуазель Клер, дрянь клубника у них в Ново-Огареве. Да и бог с ней, – усмехнулся Евграф Комаровский, когда они покидали поместье маленькой Лолиты Флорес Кончиты Дианы.
Клер помалкивала – после того что они слышали от Павла Черветинского, их прямой путь лежал в соседнее Усово к белошвейке и ее детям. Однако граф медлил. И Клер решила, что в такой непростой ситуации выбор за ним. Впрочем, они куда-то катили в своем экипаже – Комаровский назвал денщику место по-русски, но это было точно не Усово, где проживали мятежная белошвейка и ее семейство. Клер хотела даже предложить графу, чтобы она сама поговорила с женщиной, но вспомнила про свой ломаный русский – мало что узнаешь, спотыкаясь через каждое слово. Графу все равно придется присутствовать при разговоре, переводить.
Впереди показался кривой бревенчатой домишко – изба, как называли такое строение русские, иногда даже избушка на курьих ножках, что Клер, обожавшую новые русские слова, всегда умиляло. За избушкой располагались ульи, старик-пасечник вышел их встречать, сорвав с головы кудлатый меховой треух (это летом-то, в жару!) и кланяясь в пояс.
– Нам надо определиться с дальнейшим, – сообщил Комаровский Клер нейтральным деловым тоном. – Я денщика пошлю с запиской в Одинцово – пусть снарядят срочно фельдъегерей в губернское присутствие и жандармское управление. Необходимо узнать все детали убийства барина Арсения Карсавина тринадцать лет назад – что точно произошло, кто конкретно из крепостных его убил и где они сейчас. Пока письма пишу – отведаем меда свежего липового и отдохнем.
Они расположились за деревянным столом под липой, вдали от ульев. Пасечник принес им миски темного густого меда с сотами, деревенский серый хлеб и желтое масло, растаявшее в горшочке от жары.
– Русская крестьянская сласть. – Евграф Комаровский наполнил глиняную миску Клер сотами, истекающими медом, отрезал ей краюху хлеба. – Милости прошу, мадемуазель, откушать.
Она откушала – божественно! Комаровский навалил себе целую миску медовых сот. И столько же положил денщику Вольдемару, плюхнувшемуся на траву чуть поодаль под кустом бузины. Они все вооружились деревянными ложками и начали есть мед – Клер лишь дивилась, какой же граф сладкоежка! Кто бы мог подумать!
Уплетая мед, Евграф Комаровский одновременно писал свои записки-приказы (писчую бумагу и походную чернильницу с перьями он достал из жестяного несессера – в экипаже возил с собой). И Клер подумала – в этом мы с ним похожи, пишем оба на ходу, «на коленке» порой, только вот мой дневник дома остался, потому что в ридикюле нужно место для французского пистолета без пуль. И еще она подумала – тогда в беседке перед нападением она выложила дневник и чернильницу на перила. Но очнувшись у себя в комнате, нашла все вещи на комоде. Значит, это он, граф, все забрал оттуда и вернул ей – дневник, который был ей так дорог.
– Павел Черветинский страдает кожным недугом, – заметил Комаровский, покончив с письмами, и вручил их денщику. – Когда такая напасть, с женским полом трудно договориться, просто беда. Самое простое предположение, что именно он на женщин в округе нападает, потому что естественным путем ему удовлетворить свои потребности трудно. Однако это слишком уж прямолинейно. Так, на виду у всех? Хотя подозрения против него серьезные – достаточно на него посмотреть. Но мы слышали, что
