— рычит он. — Наша вторая ссора произошла, когда он пришел в мой спортзал с ней за руку, выставляя напоказ, как боевой трофей.
У меня замирает сердце — и от предательства, и от его маски боли. Я прижимаю его руку к своей груди. Эта история слишком ужасна.
— И тогда ты отрезал ему яйца?
— Когда он сказал, что она беременна, — рычит он. — И ребенок от него.
— Это правда?
Он сжимает зубы, и вена на его шее вздувается. По тому, как покраснело его лицо, я понимаю, что он заново переживает эту встречу.
— Это не имело значения. Они оба выглядели довольными собой. Она точно трахалась с ним за моей спиной.
— Мне очень жаль, — говорю я и крепко сжимаю его руку. — Ужасное предательство.
— В конце концов, все обернулось против него, — говорит он с горечью. — Теперь невинная женщина оплакивает свою дочь, а маленькая девочка стала сиротой.
Каждая статья в новостях, которую я читала о жестоком убийстве Арии, всплывает в голове, приобретая совершенно новый смысл. Я не могу заставить себя спросить, как он относится к ее смерти, потому что он не виноват. Ария изменила, причем с человеком, ответственным за лишение Лу глаза, но никто не заслуживает такой участи.
На телефон Лу приходит сообщение. Голосовой помощник в телефоне зачитывает слова:
— От: Неизвестный номер. Перевод завершен.
— Как ты хочешь получить деньги? — спрашивает он. — На счет в швейцарском банке или куда-нибудь еще?
— Никуда.
Он напрягся, сжимая губы.
— Что ты сказала?
— Это твои деньги. Я все еще должна тебе триста восемьдесят семь тысяч, но если продам дом...
— Нет.
Лу выдергивает руку и идет обратно к особняку, оставляя меня смотреть ему в спину.
Глава 23
Я должна бежать за ним хотя бы для того, чтобы убедиться, что он нормально дошел, но не могу сдвинуться с места.
Он продолжает идти по тропинке, его широкие плечи подняты до ушей. Раньше он говорил, что мне придется остаться здесь, пока я не расплачусь с долгами. Может быть, это было до того, как он понял, что у меня теперь есть возможность вернуть его деньги.
Я должна оставить его в покое, дать ему немного пространства, но не хочу, чтобы он чувствовал себя отвергнутым. Не после того, как он открылся мне и поделился историей с Арией. Не успеваю я подумать, как бегу за ним трусцой, с бешено колотящимся сердцем.
— Лу, — я хватаю его за руку. — Не уходи. Позволь мне хотя бы объяснить.
Он останавливается, его черты лица превратились в жесткую маску.
— Я очень благодарна, что ты спас меня, но я не могу оставить себе эти деньги. Они твои, — его губы разошлись, но я говорю дальше. — Только не говори, что это за оказанные услуги. Если у меня будет ребенок, никакие деньги не заставят меня отдать его.
Его ноздри раздуваются.
— Значит, сделка отменяется?
— Что ты там говорил насчет спринцовки?
— Что? — шипит он.
— Я уверена, ты помнишь, — я крепче сжимаю его руку. — Будто не хочется говорить своим сыновьям, что они были зачаты с помощью кухонного прибора.
— И что ты хочешь этим сказать? — рычит он.
Мои глаза сужаются. Лу прекрасно понимает, к чему я клоню. Он просто упрямится.
— Хочешь, чтобы они знали, как ты зачал их в рамках договоренности с женщиной, которую едва знал?
Его ноздри раздуваются, но он не отвечает.
— Ты знаешь, что я права.
Он отдергивает руку, черты его лица искажаются от злости.
— Ты переходишь черту.
— Я благодарна тебе. Ты и так много для меня сделал. Я не могу взять еще и деньги.
Несмотря на то, что глаза закрыты повязкой и несколькими слоями бинтов, я все равно ерзаю под его взглядом. Наверное, он думает, что я похожа на его бывшую — женщину, из-за которой он потерял глаз, но которая все равно ушла от него к другому.
Мое сердце болит при мысли о том, что я причиняю ему боль, но принятие этих денег вызывает у меня тошноту. Его грудь вздымается и опускается от учащенного дыхания, как будто он пытается сдержать гнев.
— Ты согласился освободить меня, если я верну тебе деньги, — говорю я. — Дом записан на меня. Я могу продать его или переписать на тебя.
— У меня дела, — пробормотал он. — Не покидай территорию.
— Лу...
— Не дави на меня, — рычит он.
Он уходит, и мне остается только надеяться, что он придет в себя, когда остынет. Я иду по лужайке рядом с ним как можно тише, убеждаюсь, что он вернется в особняк, не споткнувшись.
В конце концов, он доходит до двери и останавливается. Его лицо по-прежнему представляет собой жесткую маску, но, по крайней мере, тело чуть расслабилось.
— Ты не обязана оставлять деньги себе, — говорит он жестко. — Но я не смогу тебе помочь, если ты уйдешь.
— Я не уйду, — бормочу я.
Он кивает и заходит внутрь. Я держу дверь открытой и смотрю, как он уходит, с камнем на душе. Я должна была сказать что-то другое, потому что теперь он думает, будто я осталась только для защиты.
Это правда лишь отчасти.
Вчерашний день был наполнен сильными переживаниями, и я была с Лу. Мы работали как одна команда, чтобы спастись от того психопата, а затем разделили страстную ночь. Я уже привязалась к Лу на таком уровне, который даже не могу себе представить. И если захочу, то не смогу уйти.
Лу исчезает в своем кабинете и закрывает дверь. Я брожу по пустым комнатам, не совсем понимая, зачем Лу живет в таком огромном особняке, если у него нет семьи.
Он все еще зол на меня и, вероятно, переживает из-за того, что воспринимает мои слова как отказ. Учитывая его историю, я все понимаю, но от
