Я заказал десять минут разговора с Ялтой и, не готовя заранее речи, полагаясь только на экспромт, набрал номер господина Гурули.
Достаточно долго из трубки тянулись длинные, всевозможных звуковых оттенков гудки. Затем раздался сухой щелчок, и я услышал низкий и как будто сонный голос:
— Слушаю.
— Мне нужен Виктор Резоевич.
— Кто его спрашивает?
— Моя фамилия Вацура. Недолгая пауза.
— Я вас не знаю. Кто вы?
— Вкладчик «Милосердия».
— Что вам надо?
— Я вам уже говорил.
— Виктор Резоевич вопросами вкладов в данный момент не занимается.
Опасаясь, что мой абонент сейчас положит трубку, я поторопился сказать главное:
— Видите ли, я хотел посоветоваться с господином Гурули о деле, которое затрагивает его личную безопасность.
Возникла пауза. Должно быть, я сказал достаточно витиевато, и мой абонент не сразу понял, что я имею в виду.
— Подождите, — нехотя сказал он.
В микрофоне снова что-то щелкнуло и запиликала электронная музыка.
— Да! — отозвался низкий баритон.
— Господин Гурули? — уточнил я.
— Да, слушаю вас. О чем вы хотите со мной посоветоваться?
— Мне кажется, это дело затрагивает ваши личные интересы.
— Короче, пожалуйста.
— Два дня назад ко мне обратился представитель одной малоизвестной фирмы, которая… как бы мягче это сказать… в общем, которая способствует возврату долгов своим клиентам.
— Так… И что вы хотите?
— Вашего совета. За свои услуги эта фирма просит треть от той суммы, которая лежит на счете «Милосердия»…
— Вы меня шантажируете? — усмехнулся Гурули. — А не боитесь, что я запишу ваш голос на диктофон и через полчаса передам кассету в милицию?
— Нет, не боюсь, — признался я. — Я только что был в милиции, где мне и дали ваши телефон и домашний адрес. Я прошу у вас свои деньги.
— Надо же, какой вы храбрый! А вы уверены, что деньги в самом деле ваши?
Вот теперь начался интересный разговор!
— Видите ли, я уверен в другом: что в Крыму больше нет другого Вацуры Кирилла Андреевича, проживающего в Судаке на улице Истрашкина. А коль так, значит, счет открыт на мое имя.
— Железная логика… Секундочку, я посмотрю свои бумаги… Так, Вацура… Ого! Да у вас приличная сумма.
— О чем и речь.
Гурули сдержанно рассмеялся.
— Значит, вы хотите получить свои деньги назад?
— Совершенно верно.
— К сожалению, вы не одиноки в своем желании. Десятки тысяч вкладчиков хотят того же.
— Выходит, вы мне отказываете?
— Ну погодите, не горячитесь. Надо подумать, где взять такую сумму для самого храброго нашего вкладчика. Вы же, должно быть, знаете, что Милосердова утащила все наличные деньги с собой на тот свет? Там, понимаете ли, тоже жить надо.
— Как раз именно в этом я сильно сомневаюсь.
— В чем — в этом?
Мне показалось, что я ответил достаточно ясно и не было необходимости что-либо уточнять.
— В том, что она утащила деньги с собой.
— Ну да, конечно, — снова усмехнулся Гурули. — Вы, должно быть, материалист. Отрицание загробной жизни и тому подобное.
— Вам не кажется, что наш разговор становится бессмысленным?
— Мне так не кажется. А вы, простите, торопитесь?.. Ах да! Вы ведь по междугородному звоните. Денежки бегут быстрее, чем слова… Еще минутку, даю слово, что не стану слишком разорять вас. Дайте мне два дня, чтобы определиться с вашим вкладом. — Он произнес слово «вашим» откровенно насмешливым тоном. — А потом мы с вами встретимся и, полагаю, решим все вопросы.
— Где мы встретимся?
— Скажем, в восемь часов вечера на взлете за поселком Морское. Там, знаете, когда-то памятник большевистскому десанту стоял, но после усердия вандалов остались лишь ноги матросов. Вот прямо рядом с этими ногами я и буду вас ждать. Как вы будете одеты?
— В серый костюм.
— Хорошо. А я, возможно, подъеду на авто. Вот только еще не решил, на какой именно марке… И последнее, что я хочу вам сказать: если вы на самом деле хотите получить, так сказать, свои деньги, то приходите один, без свидетелей. Мне очень бы не хотелось, чтобы еще кто-либо из наших клиентов, подражая вам, стал брать меня за горло.
И он первым оборвал связь.
* * *
Кто утверждает, что самой недоступной тайной для каждого человека является день и час его смерти, тот глубоко заблуждается. После телефонного разговора с господином Гурули я уже мог сказать совершенно определенно: если ничего не менять и отдать себя во власть судьбы, я погибну послезавтра, в восемь часов вечера, у ног морских десантников. Скорее всего меня пристрелят из окна автомобиля, а труп сбросят с обрыва в море.
Леша ждал меня в сквере у памятника бронзового Ленина. Он был готов ехать со мной к коммерческому директору, но, увидев мою кислую физиономию, понял, что наша поездка отменяется.
— Что? — спросил он, складывая на груди руки.
— Меня, кажется, приговорили к смертной казни, — ответил я и вкратце рассказал Леше о разговоре с Гурули.
— Ненормальный! — схватился Леша за голову. — Разве можно так давить на этих людей? Чего ты этим добился?
— Гурули знает, что мой вклад — фиктивный. Его намеки и иронию можно объяснить только этим.
— И какой можно сделать вывод? — задал Леша свой любимый вопрос.
— А такой, что милиция была очень права, когда арестовала его, и не права, когда отпустила.
— По-твоему, убийца — он?
— Возможно, возможно. — Я рассеянным взглядом скользнул по памятнику. — Хорошо бы устроить очную ставку и показать этого Гурули «начальнику лагеря». Я больше чем уверен, что мой бомж узнает в Гурули любовника Татьяны. И второй вопрос: имеет ли Гурули доступ к наркотикам? Если на эти вопросы мы получим положительные ответы, можно будет сказать, что круг замкнулся. Мой бродяга на сегодняшний день — единственный свидетель, если не считать пропавшей Танюши.
— Ты всерьез думаешь, что милиция снова посадит Гурули за решетку?
— Конечно, ей будет это не совсем просто сделать. А с другой стороны, угрозы Гурули обнародовать списки высокопоставленных вкладчиков из-за решетки не так уж будут и слышны. А до суда дело может и не дойти.
— Как это — не дойти?
— А так. Внезапный сердечный приступ — и коммерческого директора вынесут из сизо ногами вперед. Он это хорошо понимает и постарается сделать все, чтобы за решетку попал другой. Любопытно вот еще что: почему Гурули до сих пор не за границей? Чего он ждет, обладая гигантской суммой?
