— Так, — закатывает она глаза, будто вспоминая вызубренную фразу. И выдает ее машинально, как робот. — Антон уехал в командировку за границу. Будет решать вопросы расширения бизнеса. Деталей я не знаю.
Недоуменно встряхиваю локонами, и они слабо бьют по щекам, немного отрезвляя меня. Нахмурившись, анализирую информацию, что воспроизвела девочка-диктофон.
Чушь какая-то. Что там Антону расширять?
— А вы?.. — окидываю ее вопросительным взглядом.
— Я Оля, ваша соседка. Студентка. Жилье снимала в доме напротив, — улыбается глуповато. — Антон попросил меня за квартирой присмотреть, пока его нет. А мне даже лучше, сэкономлю.
Совершеннолетняя, значит. Уже легче. Однако вопрос об их отношениях с Антоном не снят.
— Надолго уехал? — заглядываю в квартиру через ее плечо. Не верю до конца.
— На неопределенный срок, — хмыкает девчонка.
— Мне нужно забрать вещи, — отталкиваю ее и залетаю в комнату.
Небрежно перерываю содержимое комода и шкафов, а «студентка» не рискует мне мешать. Ищу выписку, справки, документы — хоть какие-то бумаги из тех, которые я так слепо доверила Антону. Находясь в подавленном состоянии после родов и «гибели» малышки, я даже не взглянула в них. Может, зря?
Однако теперь поздно. В квартире ничего нет. В папке, которой муж взмахнул перед моим носом тогда и спрятал, — чистые листы. Было ли вообще что-то?
— Контакты оставлял? — рявкаю я, пытаясь набрать Антона. Безуспешно. Он уже за пределами России.
— Неа. Сказал, сам наберет, если нужно будет, — лихорадочно вздыхает. — Что-то случилось? А можно я здесь поживу? Или выгоните? — ресницами наращенными хлопает.
С трудом сдерживаю разочарованный вздох, хватаю сумку — и сгружаю в нее наши с Риткой вещи. Давно хотела забрать все, но боялась пересекаться с Антоном.
— Надеюсь, ты уйдешь сама, — бросаю невозмутимо, волоча багаж к выходу. — И впредь не будешь тратить время на таких подонков, как мой бывший муж.
«Студентка» замирает и округляет глаза испуганно, словно ее застали за чем-то неприличным. Я же окончательно убеждаюсь в своей догадке. Но нет ни ревности, ни обиды. Ни-че-го.
Только сожаление, что я не разорвала это жалкое подобие брака раньше.
— Не ломай себе жизнь, — подытоживаю я, хоть и не жду, что девчонка меня послушается. И захлопываю за собой дверь.
Глава 19
Мелкий дождь барабанит по стеклу, размывая городской пейзаж за окном. Уставившись в мутные разводы невидящим взглядом, я кручу в руках телефон. Лихорадочно тереблю его пальцами. С трудом сдерживаюсь, чтобы не включить видео. Опять. В миллионный раз.
Дома я часто показывала его Рите, зацикливала, пока малышка не устала и не отвлеклась на игрушки. Так же, как и ее сестренка, она видела в ролике себя. И быстро потеряла интерес. Меня не покидает мысль о том, как пройдет их встреча. В том, что она состоится, даже не сомневаюсь. Я поклялась себе. И не отступлюсь.
Слишком много слез выплакано. И они продолжают собираться в уголках глаз.
Сжимаю телефон до скрипа пластикового корпуса — и тут же испуганно ослабляю хватку. Я берегу пока что единственное доказательство того, что моя девочка жива. Это нужно мне. Моему измученному сознанию. Истерзанному материнскому сердцу.
Я спала в обнимку с телефоном. Подскакивала посреди ночи. И лихорадочно нажимала кнопку «воспроизвести». Молилась, чтобы все оказалось правдой, а не очередным сном. И вздыхала с облегчением, глядя на шустрый вихрь, бегающий по площадке.
И вот в очередной раз я сомневаюсь. Но скрываю ролик с Алей от случайного взора таксиста. Прячу мою девочку, будто величайшее сокровище.
Едва не выпускаю из рук телефон, когда машина резко поворачивает, и недовольно смотрю на водителя. Пока он извиняется, я вдруг решаю перестроить маршрут. И вместо квартиры Златы, откуда я должна забрать Риту, я еду к матери.
Я вся на взводе — и готова в любой момент выпустить автоматную очередь в каждого, кто попадется на моем пути. Нельзя мне в таком состоянии к дочке. Слишком остро она чувствует перепады моего настроения. И откликается горьким плачем, делая мне больнее.
Я же хочу поставить точку в вопросе, который волнует меня с того момента, как я покинула квартиру Антона…
— Доченька, как ты? Как Ритуська? — с порога щебечет мама, открывая дверь нараспашку. — Ты все еще обижена на меня? Я столько раз звонила, — продолжает сетовать, помогая мне снять верхнюю одежду. — Ну, извини меня. Окончательно с Антоном разводишься? Ладно! Пусть! Не буду больше в ваши отношения лезть. Ты с внучкой дороже.
Поднимаю на маму взгляд, смотрю недоверчиво, хоть и выглядит она расстроенной, будто действительно раскаивается. Но…
Одним привычным движением запускаю видео — и молча выставляю телефон на вытянутой руке, демонстрируя дисплей. Никаких комментариев.
Есть только мама и ее вторая внучка. Очная ставка. Почти…
Не свожу глаз с задумчивого лица родительницы. Изучаю мимику, считываю каждое изменение, слежу за подрагивающими ресницами и образовавшимися морщинками вокруг глаз.
Я словно сканер, рентген и детектор лжи. От реакции матери зависит, умрет ли она для меня сегодня, взорвав душу предательством, или будет жить, поселив надежду, что не все так плохо в этом подлом мире…
— Ты новый комбинезончик Ритуське купила? — сводит брови мама. — Второй? Хоть с запасом взяла? А то ж вырастет быстро, — поучает меня. — Хотя бы до конца весны хватило. На следующую осень — вряд ли… — подбородок потирает. — Но вообще красиво, — улыбается и смотрит на меня выжидающе. Обидеть боится, сказать что-то лишнее.
Срываюсь в дикий хохот. Понимаю, что подступает истерика, но не могу себя контролировать. Смеюсь сквозь слезы. Секунда — и перехожу к судорожным рыданиям.
— Это не Рита, мам, — устало сажусь на тумбу для обуви. — Это ее сестренка, — всхлипываю, глотая слова. — Моя вторая дочь жива, — голос срывается.
Лихорадочно вытираю мокрые щеки, но понимаю, что это бесполезно. Мне нужно выплакаться. Рядом с мамой, которая все-таки на моей стороне.
— Доченька моя, маленькая, господи, — опускается на колени напротив меня. — Как же я боялась этого, — берет меня за запястья, заключает мои руки в свои ладони. Греет дыханием и целует. Чувствую капельки на коже — ее слезинки. — Так и знала, что одна ты не справишься с горем. Пока рядом Антон был, держалась. А теперь. Несколько дней — и ты… — с жалостью произносит, но я не могу понять, о чем она говорит.
— Мам, что? — смаргиваю слезы и пытаюсь зрительный контакт с ней установить. — О чем ты?
— Прости меня, девочка, прости. Я должна была в эти дни рядом с тобой вместо мужа быть. Наблюдать, поддерживать. Но я такая глупая. Совсем не научилась к тебе подход находить. У папы твоего лучше получалось… — не успокаивается она. — Я спорила с тобой, а надо было соглашаться. Нельзя было позволить тебе переехать. Я уверена была, что Антон сможет тебя вернуть. И уберечь. Но он тоже все испортил, — ревет белугой и вдруг вздрагивает. — А Рита где? Она… в порядке? — на телефон косится.
