нас, переодевшись носильщиком!
Он бросился к двери, но Старкингтон преградил путь и ледяным тоном проговорил:
– Поздно. Упустили. Придется начать поиски заново.
Из коридора донесся шум, и появилась Груня в сопровождении нескольких вооруженных дубинками местных полицейских. При виде хохотавшего как безумный Холла она в нерешительности остановилась: представшая ее взору картина мгновенно охладила воинственный пыл. Старкингтон вежливо ей кивнул.
Полицейские быстро поняли, что произошло, освободили китайца, который, как только смог говорить, принялся объяснять на непонятном Холлу и Груне языке, как ему сначала отрезали косу, а потом раздели почти догола и лишили возможности двигаться. При этом, бурно размахивая руками, пленник показывал, как именно совершалось надругательство. Монолог продолжался долго. Несколько раз сержант прерывал поток речи, чтобы задать вопрос на том же экзотическом языке, на каком объяснялся пострадавший, а потом сурово повернулся к Старкингтону и осведомился по-английски:
– Где тот человек, который совершил беззаконие?
– Не знаю, – честно ответил глава чикагского филиала.
В этот момент на помощь ему пришло чувство справедливости: он запустил руку в карман, достал пачку бумажных денег, отсчитал несколько банкнот и, протянув оскорбленному китайцу, любезно проговорил:
– Примите, пожалуйста. Вы унижены ничуть не меньше, чем мы. Это хотя бы частично компенсирует позор и обиду. Однако, – в голосе его прозвучали ноты глубокого сожаления, – трудно сказать, что компенсирует наше поражение!
Глава 17
Прежде чем Груня и Холл получили известие от Драгомилова, прошло целых две недели. Все это время молодые люди провели в поездках по тропическому городу и живописным окрестностям. На следующее утро после прибытия у подъезда отеля «Королева Анна» остановилась машина, и водитель представил им рекомендательное письмо:
«Милые дети, эту записку передаст Чен – давний и преданный сотрудник фирмы «С. Константин и Ко». Он будет возить вас куда угодно и когда угодно за исключением времени, необходимого для выполнения кое-каких моих поручений. Не задавайте вопросов – все равно ответа не получите. У меня все в порядке. Свяжусь с вами, как только позволят обстоятельства. Целую дорогую Груню и крепко жму руку доброму другу Холлу».
Подписи не было, да она и не требовалась. Довольные, что отец Груни в безопасности, молодые люди позволили себе успокоиться и провести время, как положено настоящим туристам: совершили экскурсию в местечко Вайкики, где посмотрели, как бесстрашные серферы покоряют океанские волны и врываются на досках на песчаный берег поросшего пальмами острова; несколько раз прогулялись по красочным улицам Гонолулу и с удовольствием осмотрели причудливые здания; посетили рыбный рынок на Кинг-стрит и послушали, как продавцы на восьми языках зазывают покупателей и расхваливают свой действительно превосходный товар; посидели на берегу бассейна Кевало и с интересом посмотрели, как причаливают тяжело нагруженные уловом, осевшие почти ниже бортов небольшие японские плоскодонные лодки. Невозмутимый молчаливый Чен ничего не объяснял и не предлагал, но исправно возил туда, куда они просили. Нередко вечера проходили в компании Старкингтона, Луковиля и Хановера. Вопреки убеждениям Груня все-таки не могла не испытывать симпатии к странной троице: их склад ума и манера общения напоминали ей об отце. В душе она стыдилась той роли, которую сыграла в сцене в каюте, и считала, что своим поведением проявила недоверие к уму и изобретательности отца. Дипломатические отношения с агентами бюро частично компенсировали неловкий поступок. К тому же каждый прожитый день приближал окончание контракта и уменьшал опасность успешного выполнения заказа.
В один из вечеров дружеская беседа с любезными убийцами коснулась темы истекающего времени.
– До конца назначенного срока осталось меньше двух месяцев, – напомнил Холл, когда все пятеро собрались за ужином, и рассмеялся. – Поверьте, ничуть не возражаю против весьма приятного образа жизни, который вы ведете. Больше того, искренне рад, что средства бюро расходуются столь невинным способом. И все-таки интересно: почему вы не ищете Драгомилова?
– Ищем, – сдержанно возразил Старкингтон. – Правда, делаем это в особой, нам одним присущей манере. Уверяю вас: поиск непременно увенчается успехом. Разумеется, я не собираюсь раскрывать планы, но готов сообщить, что два дня шеф провел в Нанакули, а еще три – в Вайнае. В первом случае исследование проводил Луковиль, а во втором – Хановер. Правда, шефа они там уже не застали.
Холл насмешливо вскинул брови.
– Разве лично вы не принимали участия в поисках?
– Нет. – В голосе Старкингтона не прозвучало ни тени смущения или обиды. – Я занимался наблюдением за вами с мисс Константин, хотя уверен, что и вы знаете не больше нашего.
Он поднял бокал.
– Предлагаю тост за окончание дела.
– Буду рад выпить с вами, – невозмутимо отозвался Холл, – хотя мы вкладываем в это понятие вовсе не один и тот же смысл.
– Трудности языка, – с грустной улыбкой признал Старкингтон. – Проблема четкости формулировки.
– Основная проблема заключается не в формулировке, – возразил Хановер, – ибо формулировка представляет собой лишь основу языка, тот скелет, к которому крепятся смысловые конструкции.
– Вы говорите о каком-то конкретном языке, – торжественно заключил Луковиль, хотя в глазах мелькнули лукавые искры, – в то время как Старкингтон и Холл рассуждают о разных языках… или, по крайней мере, на разных языках.
– Считаю необходимым подчеркнуть, что лично я говорил не о языке, а о тосте, – сдержанно возразил Старкингтон и снова поднял бокал. – Если не последует новых возражений…
Но возражение все-таки последовало.
– По моему мнению, – насмешливо заметила Груня, очевидно наслаждаясь теоретическим диспутом, – очень важно, чтобы каждый из оппонентов последовательно придерживался собственной формулировки.
– Согласен! – воскликнул Луковиль.
– И я тоже, – добавил Хановер.
– А я… – произнес Старкингтон, который уже поставил бокал, в очередной раз его поднял. – Я просто хочу наконец выпить.
И без промедлений он пригубил вино. Остальные со смехом последовали его примеру. Теплой южной ночью, возвращаясь в отель по аллее из цветущих ароматных гибискусов, Холл взял Груню за руку и почувствовал, как напряжены тонкие пальцы.
– И все-таки как им удалось узнать, где был отец? – спросила она с тревогой. – Гавайские острова слишком многочисленны и велики, чтобы случайно напасть на след.
– Агенты очень умны и находчивы, – задумчиво ответил Холл. – Но твой отец еще умнее. Не думаю, что стоит беспокоиться.
Молодые люди вошли в импозантный подъезд отеля. Во дворе, среди пышных кустов бугенвиллеи, звучали мягкие гитарные переборы. При появлении гостей слушавший музыку администратор вернулся к стойке и вместе с ключами вручил Холлу запечатанный конверт. Вскрыв его, Уинтер быстро просмотрел письмо. Груня терпеливо ждала.
«Дорогой Холл, мой рай наконец-то готов: рай и одновременно ловушка. Обустройство потребовало времени, однако того стоило. Поднимитесь в свои комнаты, а потом спуститесь по черной лестнице.
