сторону от лавки, я не успела и моргнуть, как съела и выпила то, что было у меня в руках. Голод немного приутих, но до конца не утолился. Пришлось возвращаться к тележке за добавкой. Протягивая мне два политых майонезом и кетчупом хот-дога, девушка-продавщица, которой на вид было не больше, чем моему новому телу, мило улыбнулась мне и пожелала приятного аппетита. Я поблагодарила её, а когда она отвернулась, незаметно сунула двести баксов в стеклянную баночку с монетками и кособокой подписью “Коплю на приобретение жилья”. В конце концов, зачем богатство, если не для помощи ближним?
Нью-Йорк всегда поражал меня своим стеклом и бетоном, своими тянущимися размерами и пульсирующими огнями. За всю свою жизнь я побывала в нём от силы пару десятков раз, однако каждый раз оставлял мне одно и то же впечатление: усталость от чрезмерности. Потому как в этом городе чрезмерно всё. Так было до меня и так будет после меня, если только после меня ещё что-то будет, ведь человечество склонно к саморазрушению.
Я знала, куда мне идти, но сегодня уже было слишком поздно, поэтому я решила заселиться в знакомый мне четырехзвездочный отель, однако на его месте внезапно обнаружила незнакомую мне прачечную. Впрочем, здесь же, через дорогу от прачечной, нашлось кое-что интересное и по совместительству способное удовлетворить мою потребность в отдыхе: капсульный отель. Мне бы с моими миллиардами в пятизвездочные апартаменты мчаться, но мне и без того сегодня было беспрерывно не по себе: новое тело, новая одежда, настоящий побег и новый способ передвижения, утоление голода фастфудом – слишком много всего для одного дня, чтобы завершать его шелковыми простынями и золотыми толчками, которыми могут похвастаться лучшие отели этого города-гиганта. Нет, мне нужно что-то маленькое, уютное, уединённое, способное подарить мне спокойствие, да и искать новый отель, не имея доступа к интернету (с которым я никогда не была “на ты”), потому как я всё ещё не разобралась с сим-картой, мне совсем не хотелось.
Никогда прежде я не бывала в капсульных отелях. Более того, я даже не знала о существовании подобных задумок. Мой потолок – четырехзвездочные отели, которые, впрочем, случались в моей жизни не так часто, как мне того хотелось бы, потому что путешествовать мне всегда нравилось, а возможность заниматься этой жизнедеятельностью у меня всё же чаще отсутствовала, чем появлялась.
Мне повезло: двадцать процентов номеров этого отеля сегодня были свободны, а за дополнительную плату молодой человек на ресепшене выдал мне самый крайний номер, рядом с которым всё ещё не было соседей. Впрочем, одни сутки в этом отеле стоят очень даже прилично – без малого сто пять баксов. Однако же и номер оказался приличным: матрас и подушки мягкие, белоснежное белье накрахмалено, пахнет свежестью – всё сияет новизной.
Закрывшись в своем номере-капсуле, представляющем собой изолированную двуспальную кровать, я разделась до трусов, распустила хвост, заплела косу и залезла под хрустящее от чистоты одеяло. Так ловко залезла, словно была энергичной пумой, и ещё вчера вовсе не разваливалась в прах от старости…
Кто я теперь такая?..
Девушка двадцати лет, без семьи, к которой можно вернуться, без истории, которую можно рассказать, без плана на далекое будущее… Впрочем, на ближайшее будущее план у меня есть, а это уже очень даже неплохо.
В желудке снова заурчало. Да сколько можно?! Я ведь столько калорий сегодня умяла, столько жидкости выпила! Видимо, аппетит у меня теперь подростковый, хотя ведь выгляжу я на двадцать, а не на пятнадцать лет.
Перед глазами всплыл образ сочного хот-дога, и я невольно сглотнула слюну. Интересно, всё теперь настолько вкусное, потому что рецепторы моего языка помолодели или тому есть другое объяснение? Это вообще нормально, что я настолько хорошо вижу, что даже летающая в дальнем углу пылинка кажется мне отчётливой? Странный вопрос. Потому что ничто из того, что со мной произошло за прошедшие сутки, нельзя занести в рамки нормы. Ещё вчера ночью я раскачивалась на волнах озера и боролась со шквальным ливнем, ещё сегодня утром приходила в себя в луже слизи, выделенной моим собственным телом, ещё этим обедом была в другом штате, а уже сейчас я засыпаю в капсульном отеле, в молодом, голом теле под хрустящим от накрахмаленности одеялом. Что вообще со мной происходит? Я ведь даже не успеваю понимать…
…Я заснула прежде чем мысли в моей голове успели уняться. Видимо, так сильно перенапряглась за прошедший безумный день, что в итоге погрузилась в глубочайший из всех снов, которые мне приходилось переживать. Когда же очнулась от него, несколько минут не могла понять, где я нахожусь и даже кем являюсь, а когда наконец вспомнила ответ на последний вопрос, ещё долго не могла прийти в себя от непонимания того, что́ именно произошло с моим телом. От испуга я закричала, вжавшись лицом в подушку. Повезло, что в соседние номера до сих пор не заселились постояльцы, в противном случае я наверняка бы перепугала людей… Сердце сорвалось с цепи и побежало галопом, дыхание участилось, прояснение мыслей задерживалось, а когда наконец пришло, я поняла, что сильно вспотела и что только что пережила нечто странное, похожее на удушье от необоснованного испуга. Но сосредотачиваться на произошедшем мне было некогда – мобильный телефон информировал меня о наступлении нового дня: ноль девять ноль пять – время начинать новый день. Пора окончательно стереть Мирабеллу.
Глава 25
У Геральта в Нью-Йорке было немало друзей, из которых в живых сейчас оставалось совсем немного. Одним из таких друзей был Джаспер Боннер. Адрес его скромного офиса, расположенного в жилом квартале, я смогла вспомнить по памяти ещё поедая пиццу в Вермонте – в этот момент я и заметила, что с моей памятью произошло что-то неладное: воспоминания резко прояснились и как будто стали ярче. Я даже смогла вспомнить цвет платья, подаренного мне родителями на мой пятый день рождения: белое в розовый горох.
Шагая от капсульного отеля к офису Боннера, я сосредоточенно прокручивала в своей голове воспоминания, которые до сих пор были как будто частично или даже полностью стёрты в моей памяти: мыльные пузыри, которые мама пускала над моей колыбелью и от которых я хохотала; коричневый пони в парке развлечений, лизнувший меня в лицо; колесо обозрения, на котором я застряла с родителями; день рождения маминой подруги, на котором мой отец подрался с кем-то… С кем же он тогда подрался? Странно, но этого не могу вспомнить… Мне было