Это меня и остановило. Хотя жутко хотелось крови и морду ему раскорябать. За язык и тупость. Но я ж не извращенка, чтоб щеглу как безответной кукле морду драть…
— И чо, офицеры тоже два месяца твою овсянку с рыбой жрут?
— Никак нет-с! Неделю…
— ⁉
— Офицеры-с на берегу в ресторациях питались!
Сука… Беляев, ты чо падла со своими офицерами творил? Садо-мазо тут устроить по примеру твоего долбанутого Руднего мне решил? Хочешь чтоб меня жопой на штыки за твои грехи матросня посадила⁉ Очнешься, я тебе не гейш, я тебе яйца за эту подставу вырву! Зажари и жрать заставлю!
— Бойсмана и Меркущева ко мне! Бегоооом!
Кока как ветром сдуло. А я, попыхтев перегретым паровозным свистком, наконец-то включила мозги. Ну не творится такое без ведома и одобрямса вышестоящих. И если все молчат, то, сука, здесь и сейчас это норма. Паршивая, но… норма!
Твари, они чо не одупляются на какой пороховой бочке сидят? Ещё и спичками зажжеными тыкают…
Тут не орать и морды бить надо! Тут со своей тушки морду лица рихтовать же начинать придется! Прилюдно…
А оно мне надо? У нас не джапы, у нас, сука, свои опаснее. Джапы ток убить могут, эти же поизворотливее. В говно макнут и в дерьме так вывозят — мечтать о смерти как о благе будешь! Короч, тоньше надо Юльк быть, тоньше…
Первым прискакал Бойсман. Чует всё ж сука! Жопой чует — где-то подгорает!
— Здравствуйте Григорий Павлович! Вызывали?
Молчу. Зашёл и корабельный пилюлькин. Степенно, сука!
— Господа офицеры, чо это?
Вылупились. Костоправ человеческих душ даж пальцем в тарелку потыкал.
— Овсянка, Григорий Палыч…
И морда нагло-удивленная. Не просекает! Вдохнула-выдохнула…
— Почему у экипажа второй месяц из еды только овсянка и рыба⁉
— Сыты ж!
Вдохнуть Юлька. Выдохнуть…
— Валерий Апполинарьевич, будьте так любезны, как штатный док этой боевой единицы составить корабельную диету на месяц из разнообразных блюд!
— Но это ж не моя задача — я врач!
Блядь, ну как они меня своим гонором и кастовым делением задолбали! Белая кость, мля…
— А в чем по-вашему тогда ваша задача, врач?
— Лечить…
— Здоровье вверенного экипажа блюсти?
— Да и это тоже! Но никак не блюда… — твою мать, или мозги, или инстинкт самосохранения напрочь отсутствует! Бойсман вон уже всё давно просек и слиться с интерьером усиленно пытается!
— Валерий Апполинарьевич, а вы знакомы с такой болезнью как, например, цинга?
— Конечно. Я…
— Чем она вызывается?
— Хм… Неправильной едой.
— Получается правильная еда важна для здоровья и боеспособности моего экипажа? — всё, я не выдерживаю, начинаю шипеть и выделяю интонацией «правильная еда». — Или это целенаправленная диверсия подорвать боеспособность моего экипажа? Саботаж на борту⁉ Предательство⁉ К джапам, сука, переметнуться захотел!⁇
Глазенки вылупил. Вспотел. Молчит. Мнется…
— Док, я не слышу ответ!
— Какие пожелания будут к диете, Григорий Палыч?
Умница! Наконец-то и года не прошло!
— Набор неповторяющихся блюд! Без овсянки! И учтите, с сегодняшнего дня все господа офицеры со мной во главе питаться будут из одного котла с матросами!
— Но господин капитан…
— Молчать! Мозгов нет, так меня слушайте! Мы, сука, боевое братство! Единый, сука, экипаж! А не крысы, жрущие свою сладкую корку, заныкавшись под одеяло! — выдохнула, довели! — Иначе, сука, получим от вашей овсянки бунт во время войны… На штыках голой жопой посидеть док захотелось?… Свободны! Бойсман — обеспечить закуп продуктов по списку! Отчёт за каждую потраченную копейку мне в трёх экземплярах!
Свинтили озабоченные. Но молча. Скребя затылки. Правильно суки, думайте хоть немного сами не только о бабах и выпивке, но и о деле! Пусть хоть моим волшебным пенделем, но думайте!
Ушли… А я забрала своего вахтенного и с Сашей Бутлеровым на ялике отчалила на «Эльбу». Может хоть пожру нормально, если уж германские хозяева у нас такие экономные, а у самой мышь на овсянке повесилась…
Приплыла… Ток кавторанг Борео он присутствия гансовских батарей так обнаглел и охамел, чо меня такую красивую даже на борт пускать не хотел! Сука… Но и с трапа в воду скинуть не рискнул. Смелости не хватило. Ссыкло, короче!
Яиц хватило презрительную мину скорчить и руки в брюки сунуть. Типа не подам — не достоин! Ну сунул и чо?
Обошла и к минам потопала. Этим самым, герцевским. Ранее присмотренным. Никуда моя прелесть не делись!
Брезентик приподняла, любуясь. Так этот ссыкливая капитошка сразу про свою обструкцию позабыл! Амнезию и спесь как рукой сняло! Вприпрыжку ко мне прискакал, за брезентик схватился, на себя дёргать стал. Ну а я, чо дура отпускать? Поиграли, сука, передергивая.
Мне-то простительно, я девочка, мне и не так передёргивать за кончики позволительно… А вот он допередергивался. На этой пикантной ноте нас Бутлеров и щёлкнул! Ну и «супернеожиданно» сразу животик у моего Саши разболелся. Пришлось извиняться и домой срочняк мальчика отпускать. На «Корейчик». Ессно, с фотокамерой и снимком.
Пока Борео за брезентик по инерции дёргал, да потом рот развал, Саша и свалил. Итальяно капитано опомнился, хотел к команде рвануть -запретить, не пущать. Хрен тебе — не пустила. За пуговицу мундира поймала!
— О мио капитано… — тут меня, сука, познания в языках подвели. Из набора слов на итальянском только про «пиявку» осталось. Не в тему, не поймешь кто-кому, да и мужик неприятный, ещё откусит… Пришлось опять к инглишу возвращаться, — Мне ваши мины нужны…
— Беляев, да вы совсем охренели⁉
Вы видели итальянца, который так опешил, что даж руками в разговоре махать перестал? Я видела! Точнее я это сделала! Завесила итальяно мельницу.
На попытку Борео освободить свою пуговицу, схватилась ещё и другой рукой. Хорошо хоть привычку перебороть успела. Пуговка не на ширинке получилась…
Я ж тоже не железная. Волнуюсь, сука, на чужом корабле!
— Кто вам это так нагло обо мне наврал, капитан?
— Lasciami in pace!.. Беляев отстаньте! — битву за пуговицы Борео всё-таки продул! Всухую продул, хотя потными лапками там ещё чо-то дергать пытался. — Италия не участвует в вашей войне и не торгует оружием с воюющими странами!
Ага, сученыш, это ты кому по ушам ездить удумал? А как же «Гарибальди», который уже «Касуга»? Или я путаю и он «Ниссин» будет? Крейсера уже не оружие⁉ Лан, умолчу, может правда не знает. Ещё спать плохо станет…
— Капитано, как думаете, если я журналистам
