class="p1">Дверцы лифта открываются перед нами, и я первым захожу внутрь, Вера следует за мной.
— Все так серьезно? — вдруг спрашивает она и нажимает на кнопку нашего этажа.
— Ты о чем? — я опираюсь об перила и, вздохнув, провожу рукой по волосам.
— О твоих чувствах, — Вера подходит ближе, хотя лифт очень просторный. Я пытаюсь отодвинуться, но упираюсь в стену. — Не пытайся опять сбежать.
Почему ее голос, кажется сейчас таким безжалостным? Или у меня глюки от выпивки?
— Я не бегу, а держу дистанцию. Как и положено, ведь ты моя мачеха.
— Мачеха, — соглашается она кивком.
Я шумно выдыхаю и вновь упираюсь взглядом в пол. Почему лифт едет так долго?
— Мне жаль, что я доставляю тебе неудобства, — тихим голосом произносит она. Я вскидываю голову.
— Это не твоя вина, я сам в этом виноват. Я виноват в том, что хочу тебя… — последние слова вырываются из моего рта непроизвольно, но не вызывают никакого отвращения на лице Веры. Наоборот, она смотрит на меня, не отрывая глаз.
— Правда?
Я почти ненавижу ее за этот вопрос. Но все равно отвечаю, единственным для меня возможным способом. Ох, если бы она не стояла ко мне так близко, тогда я бы не поддался соблазну. Если бы только эти чертовы двери открылись раньше…
Блять, я больше так не могу. Я подаюсь вперед и, мягко обхватив лицо Веры, прижимаюсь губами к ее губам.
Это не правильно. Это аморально. Она моя мачеха, но почему ее губы такие сладкие? Я совсем не чувствую сопротивления, скорее наоборот, Вера замерла, словно пытается понять, что происходит. В этот момент я так сильно ненавижу себя и так сильно ее люблю…
Черт, нет, так нельзя! Я убираю руки и отстраняюсь от нее. Во всем виноват хмель? Это из-за него у меня срывает крышу? Я шумно выдыхаю. Нет, даже без алкоголя в крови я безумно ее желаю.
Вера несколько секунд молча смотрит в мои испуганные глаза. А в следующее мгновение сама прижимается к моим губам. Я чувствую как запах мятной жвачки, которую она любит, смешивается с алкоголем, и последние баррикады, удерживающие меня, разваливаются. Обрушиваюсь на нее горячими поцелуями, которым, кажется, нет конца. А Вера отвечает мне с той же страстью, которую я ей отдаю. Какое же это наслаждение — чувствовать свои руки на ее теле. Поэтому я совсем не задаюсь вопросом, почему она это делает. Почему позволяет целовать себя. Почему не отталкивает. Мира вокруг меня больше не существует.
Двери лифта открываются. Я вздрагиваю, когда Вера отстраняется, пугаюсь неожиданной пустоте. Но, стоит ее руке крепко сжать мою, ко мне словно возвращается второе дыхание. Вера выходит из лифта и молча ведет нас по коридору в свой номер.
Когда дверь за нами закрывается, и мы остаемся в полутьме спальни, оковы, сдерживающие нас, полностью исчезают за волной новых поцелуев.
Они то страстные, то бесконечно медленные. То легкие как порхание бабочки, то похожи на торнадо, которое вот-вот сметет нас обоих. Одежда срывается и падает на пол. Разгоряченные обнаженные тела прижимаются друг к другу. Я схожу с ума от того, с какой легкостью Вера принимает мои объятия, ласки, поцелуи. От того, как мои пальцы вдавливаются в ее нежную кожу. От того, как ее тихая мольба превращается в страстные стоны.
Прямо сейчас существуем лишь мы вдвоем. Наше удовольствие, которое нарастает каждый раз, когда очередная ласка или движение ведет нас к пику. Как прекрасны эти ощущения и как же не хочется чтобы это заканчивалось! Я зарываюсь лицом в ее волосы и вдыхаю легкий цветочный аромат. Он пьянит меня сильнее, чем весь алкоголь мира.
Ее руки обнимают меня за шею, грудь прижимается к моей груди. Ноги сильнее обхватывают меня, чтобы принять и как можно больше. Чтобы сильнее ощутить наслаждение, которое накрывает нас мощной лавиной.
Я хочу закричать на весь мир о том, как люблю ее.
Когда утренние лучи почти полностью заполонили комнату, я очнулся от своего наваждения. Я с болью в сердце посмотрел на женщину рядом с собой и задохнулся от собственной никчемности. Что я натворил? Как я посмел? И почему мне так сильно хочется прямо сейчас разбудить ее и повторить все, что было ночью?
В ужасе от своих мыслей я выбираюсь из объятий Веры. Отец не простит меня, да я сам не могу себя простить. Я даже не могу свалить вину на алкоголь… Часы в телефоне показывают почти семь утра. Отель уже полностью проснулся. Мне нужно поскорее уйти и найти причину больше никогда не видеть Веру. Я быстро надеваю сорванную в порыве страсти одежду, попутно отгоняя воспоминания о сегодняшней ночи.
Бросив последний взгляд на Веру, мирно спящую в своей кровати, я открываю дверь номера и выхожу. Но не успеваю сделать и шага, натыкаясь на ошарашенные серые глаза младшей сестры.
Тася стоит рядом со своим номером и держит в руке спортивную сумку. Ее лицо полно ужаса. Нет, только не это… Она не должна была этого увидеть.
Глава 31
— Что ты наделал? — Тася зло тыкает в меня пальцем. Мы стоим посреди моего номера и зло смотрим друг на друга. Точнее злится Тася, а я растерян. Теперь, когда я полностью протрезвел, случившееся словно дамоклов меч обрушилось мне на голову и кажется я вот-вот потеряю голову. — Когда я тебе говорила трахнуть ее, я вообще-то шутила!
Тася отчаянно топает ногой по полу. Она нервничает и не меньше меня.
— Все не так как ты думаешь… — я пытаюсь успокоить сестру. Протягиваю руку, пытаясь ее коснуться, но она отталкивает ее и зло произносит:
— Да конечно же не так! Ты же просто Верочку трахнул, а не жизнь отцу испортил.
— Ничего и никому я не портил! — Да что Тася вообще может знать? Не она ли сама советовала мне соблазнить мачеху? Или теперь она резко стало правильной? — Не нагнетай. Или мне тебе напомнить, как ты полтора года назад пыталась моих друзей, да и меня под нее подложить?
— Ты совсем тупой? При чем здесь это? Я говорю про сегодняшний день, а не то что было тогда! — мы стоим рядом, поэтому она умудряется со всей силы ударить меня в плечо. Я не сопротивляюсь и не пытаюсь уклонится. — Важно то, как ты поступил сейчас! Ты об отце совсем не думаешь? Если он узнает…
— Думаю! — когда Тася в очередной раз пытается меня ударить, я все же уклоняюсь. Бьет она сильно
