хлеба и сала. Он радовался, что у жены появился паспорт и она направляется к своим. Но внутренний голос шептал: «А вдруг ее убьют на передовой, у самой цели трудного и опасного пути?»
Однако трагедия разыгралась дома, пока Кихтенко пытался обменять вещи на продукты.
В пятый полицейский участок накануне вечером примчался оберштурмфюрер Граф и приказал прочесать район. На рассвете полицейских подняли по тревоге. Прыщеватый парень с острым носом появился в квар-тире Кихтенко. Лия Наумовна подала паспорт. Но он отвел ее руку и наставил карабин.
Так в одном платье и привел в полицию.
На третий день появился Шведов. Ирина Максимовна встретила его плачем и рассказала о беде. Кихтенко сидел на табуретке со склоненной головой, подбородок почти касался груди, руки опущены, будто чугунные.
— Александр Данилович... Саша,— непроизвольно вырвалось у Шведова.
Кихтенко хрипло проговорил:
— Если бы я был дома, такого бы не случилось. Выкупил бы.— Он поднял голову.— Или застрелил бы его, как собаку.
— Что с ней? Где она сейчас?
— Знакомая девчонка-переводчица в участке сказала, что жену из гестапо вывезли в Днепропетровск.
— Послушай, Данилыч. Теперь я не оставлю тебя в покое. Нужно обезопаситься... Ты хотел застрелить полицая — из чего?
— У меня есть наган.
— Немедленно спрячь или отдай мне. Если найдут — крышка тебе. А ты нам нужен.
— Кому — вам? — спросил Кихтенко все так же хрипло и безразлично.
— Неужели ты еще ничего не понял? Я ведь немецкие паспорта не делаю. И фронт перейти нужно было не только для спасения твоей жены.
— Постой,— спохватился Александр Данилович.— Так ты не окруженец?
— Это не имеет значения.
— Ладно,— сказал Кихтенко и пошел в другую комнату. Возвратясь, протянул Шведову наган.— На, возьми.
Александр Антонович не ошибся: Кихтенко вызывали в полицию. Допрашивал начальник участка:
— Ты почему нигде не работаешь?
— Не «тыкай», мы вместе свиней не пасли.
— А ну цыц, благородие гнилое! Ты почему не взялся на учет?
— Я не коммунист.
— Брешешь! Я тебя знаю. Немедленно возьмись на учет. А ну всыпьте ему,— приказал Евтюшин двум полицаям.
Те завели Кихтенко в соседнюю комнату, положили на скамью, задрали рубаху и стали избивать резиновыми шлангами. Александр Данилович напрягся, но боль от этого только усилилась... Расслабил мышцы, попробовал считать удары, но вскоре потерял сознание. Его облили водой и повели к заместителю начальника полиции.
— Поступай на работу, срок — неделя,— сказал он. Кихтенко передал разговор в полиции Шведову.
— Придется, Данилыч,— согласился тот.— От немцев нужно скрываться у самих же немцев. На железной дороге нет нашего человека. Пойдешь на станцию Бальфуровку. Постарайся устроиться кондуктором поезда.
Выполняя задание
1
Андрей Андреевич Вербоноль тщательно скрывал от семьи участие в подпольной работе. Никого из товарищей не приводил к себе. Домашним говорил о коммерческих делах и поездках в села. Мол, только с этой целью заводит знакомства с немцами и нужными ему людьми. Выдавал за своего напарника-коммерсанта Емельяна Феоктистовича Гринько. С ним он сошелся через его жену Галину Яковлевну. Эту маленькую худенькую женщину Вербонолю представили перед самой оккупацией города.
— У нее конспиративная квартира,— сказал капитан Шумко.
Заявка сделана, соучастник есть — нужно было играть роль коммерсантов и снова идти к Фрицу Энгелю.
Андрей Андреевич постучал в двери дощатого коридорчика. Хозяйка квартиры предупредила его:
— Выпил с утра. Стреляет.
Вербоноль вошел в комнату шофера. Фриц полулежал на кровати и целился из пистолета в какие-то фотографии на противоположной стене.
— О, камрад Андре! — воскликнул он.— Смотри! Энгель выстрелил. Рядом с фотографией появилась дырочка, посыпалась штукатурка. Вербоноль засмеялся. Вытащил из кармана пачку марок, положил на стол и прикрыл рукою.
— Слушай, Фриц, ты уже убедился, что я человек дела. Хорошая работа — хорошие деньги,— сказал он.
— Что надо, Андре?
— Поехать в село. Коммерция. Купить пшеницы, масла, сала. В городе продать. Вот,— проговорил Андрей Андреевич, поднимая руку над ассигнациями.— Половина тебе за машину, половина — на продукты.
— Зачем тратить на продукты? Я деньги положу в карман. Смотри,— сказал Энгель и вытащил кожаный бумажник.— Папир какой! Я беру на складе бензин и солидол. Такой товар дороже золота. Гут!
— Тебе бургомистром быть,—отозвался Вербоноль и похлопал Энгеля по плечу.
— К дьяволу! Кто бы тогда в деревню ехал, а? — спросил он и засмеялся.
В Запорожскую область на родину Борисова поехали Вербоноль, Алексей Иванович и Энгель. Подпольщики взяли отпечатанные на ротаторе листовки о разгроме немцев под Москвой. Чибисов принес их накануне вечером. Андрей Андреевич подмигнул и, довольный, проговорил:
— Добро, Леня. Значит, контора заработала...
Из дальней поездки возвратились с пшеницей, картофелем, подсолнечным маслом и салом. Часть продуктов за немецкие марки продали Харламовой, которая открыла кафе недалеко от дома Борисова, часть разде-лили между семьями подпольщиков и спрятали в тайнике — понадобятся спасенным военнопленным.
По рекомендации Мужика Вербоноль встретился с Василием Саблиным и Даниилом Быльченко. Договорились о совместных действиях и о связнике — им будет Емельян Гринько.
План освобождения пленных обсуждали на квартире Борисова. Разместить первую группу спасенных взялся Шведов. Он дал адреса родственников жены.
Перед боевой операцией Андрею Андреевичу пришлось расстаться с бородой и усами. Посмотрел в зеркало и не узнал себя: лет на десять помолодел.
К лагерю поехали на машине Энгеля — дал ее за полсотни марок. В кузов забрался Чибисов. За рулем в форме немецкого солдата сидел Вербоноль, рядом — в шинели офицера — Сергей. Он пришел к Андрею Андреевичу месяц спустя после оккупации города. Назвал пароль и передал привет от Шумко.
— По первому зову я к вашим услугам,— сказал он.— Действия самостоятельные. Но приказано держаться вас.
