— Живой! — закричал знакомый голос. Кай обернулся, чувствуя себя лучше с каждой секундой. Казалось, чем дольше он дышал новым воздухом, тем больше сил вливалось в его бледное, выползшее из-под земли тело.
Прибрежные кустарники вскипели и выпустили Тупэ, который бежал к нему с таким видом, словно собирался атаковать. Пока гном обнимал Кая, ломая ему ребра от радости, из кустов показались и остальные. У Валентина в руках был кусок коры, наполненной зелеными почками, Десятая держала ворох сухой травы.
— Как я понимаю, терапия больше не требуется, — проворчал грандир и выбросил почки на гальку. — Наш гомункул оказался удивительно живучим. Не был сожран гомозулем, не захлебнулся в речке, не разбил голову о камни и даже не умер от переохлаждения. Ну что, Десятая, если он в порядке, мы можем, наконец, идти? И так кучу времени потеряли.
— Он нам жизнь спас, — заявила подравненная и обняла Кая за бедра — куда достала. — А мне так два раза. Да ты просто везунчик, парень. Мы тебя случайно в речке увидели, и то потому, что у тебя голова рыжая.
— Соломон не доложил тебе мозгов, но, похоже, перестарался с храбростью, — тяжелая рука Тупэ от души хлопнула его по плечу. — Устроить гонки с гомозулем — на это не каждый горец способен.
Несмотря на возражения Валентина, никто покидать место стоянки не торопился. Кай опустился обратно на гальку и протянул ноги к костру, не зная, на что смотреть — то ли на красоты наземного мира, то ли на изменившиеся лица товарищей по несчастью.
Как же по-другому все выглядели при свете солнца. Да и купания в Теплой Речке они, похоже, тоже не избежали — одежда у многих была еще мокрой. Под слоем грязи, покрывавшей раньше Тупэ, оказались черные волосы, красноватое лицо, синие глаза и одежда с веселыми оттенками. Горец прямо-таки светился разнообразными красками — в шахте Кай столько цветов ни на одном гноме не видел.
Десятая при дневном свете неожиданно помолодела. Теплая Речка смысла с нее грязь и глину, превратив в худую, остроносую девчонку с торчащим на голове ежиком неровно остриженных волос. Несмотря на обрубки с намотанными вокруг тряпками и страшную худобу, Десятую можно было назвать привлекательной. И лишь глаза у нее остались прежние — черные, бездонные, злые. В заблуждение вводила не только грязь, но и голос. Подравненная говорила голосом человека, испытавшего и повидавшего слишком много боли. Подростки так не разговаривали.
Валентин, который в пещерах казался белым, как дух Ремкина, на воздухе порозовел, но по-прежнему выделялся из их компании, как алмаз, случайно упавший в тележку с углем. Грандир где-то потерял плащ, оставшись в узких брюках, высоких сапогах и расшитом блестящими нитями жилете. При свете солнца стало заметно, сколько на нем украшений. Валентин носил одежду богача, и, хотя она смотрелось нелепо в лесных дебрях, Кай невольно пожалел, что грубил ему. Он еще не определился с тем, что делать в наземном мире, но портить отношения с людьми, которые имели в нем власть, наверное, было неправильно. Если в темноте грандир казался только выскочкой, то здесь, на свету, он был похож на влиятельного, знатного и уверенного в своих силах человека. Валентин был полноправным гражданином Риппетры — тем, кем Кай не являлся.
— Мы не на той стороне горы, да? — спросил он, уже зная ответ. Лесные дебри, окружавшие их, никак не могли называться Пустошью, тем более Синеусой.
— Если бы не гомозуль, я бы подумал, что Десятая специально вывела нас в Неправильный Лес, — заявил Валентин, нависая над ним нервной тенью. — Но та тварь появилась довольно непредсказуемо. Однако мы оценили твой героизм и даже бросились следом на помощь. А потом тоже упали в воду.
— Вообще-то все было немного не так, — поправила Десятая, но встретившись взглядом с грандиром, замолчала. Кай хмыкнул. Похоже, пока он бегал от гомозуля, а потом плавал в водах Теплой Речки, магическое обаяние Валентина успело завоевать сердца других беглецов. Оставалось разобраться с собственными чувствами и смело затевать с ним драку. В гномьих пещерах так поступали всегда, когда возникали разногласия, а то, что у них с Валентином взгляды на жизнь не совпадали, было очевидно.
— Повезло, что с нами искатель, — Валентин улыбнулся Десятой, и Кай понял, что грандир поменял приоритеты. Тупэ теперь был не на первом месте. Впрочем, их с Каем важность еще сохранялась, так как вокруг был лес, а в диких условиях пара рабочих рук не была лишней.
— У нас есть план, — сказала Десятая. — Все не так плохо, как кажется. Я узнаю эти места. Пойдем на север, доберемся до Знипельгаши, обойдем болота, а там и на Тропу Птиц выйдем. Она нас прямо к Совиному Ущелью приведет. Главное не напороться на Снулые Версты. Вероятно, за те годы, пока я здесь не ходила, их стало больше.
— Какие версты? — переспросил Тупэ.
— Их по-разному называют. Это плохие зоны, аномальные. Активность самодела в них очень высокая, чаще всего люди там просто засыпают. Да и животные с птицами тоже.
— Я слышал о них, — кивнул Валентин. — Именно поэтому солдаты Корпуса меня под землю потащили, а не в лес. В шахтах самодел лежит близко, но как бы спит, активность у него почти нулевая.
Каю хотелось услышать больше о самоделе, но сейчас было важно узнать другое.
— Я не понимаю. Если горы там, — он указал на синеющие вершины, — а Синеусая Пустошь и город Корсион лежат за ними, то почему мы ищем Ущелье в другой стороне? Или я чего-то не понимаю?
— Не понимаешь, — кивнула Десятая. — Это Неправильный Лес, здесь логика не работает.
— С виду лес как лес, — пожал плечами Кай, обводя взглядом серые стволы и ветки с набухшими почками.
— И много ты лесов-то видел? — ехидно спросил Валентин, и Каю захотелось его ударить.
Вопрос был правильным, но не мог же он рассказывать о дорожденных снах и том опыте, что они дарили. Поэтому пришлось гордо промолчать и согласиться с мнением большинства.
Уже в пути Тупэ рассказал о том, как они выбрались из пещер. В темноте никто не разобрал, куда так стремительно побежал Кай и что за тварь за ним погналась. Когда же услышали вой гомозуля, то решили, что Кай в любом случае мертв, и пошли обратно, чтобы выйти к Теплой через другую ветку тоннеля. По дороге жгли фонарик грандира, пока не сели батарейки, а потом спалили все, что можно было отдать огню и спасительному свету, включая плащ грандира. Но прошли недолго. В тоннель, где они шли, вдруг прорвалась вода, которая сбила всех с ног и вымыла в один из подземных рукавов Теплой Речки. Тупэ был уверен, что никто не захлебнулся и не разбил голову о камни только по той причине, что с ними был священнослужитель Калюсты. Их вымыло в запруду у подножья. От нее они пошли по течению, потому что Десятая не узнавала мест и хотела сориентироваться. Чтобы определить, куда идти дальше, забрались на единственный в округе холм, откуда и заметили рыжую голову Кая, мелькающую среди бурных вод Теплой.
— Тебя грандир заметил, — пропыхтел Тупэ, сражаясь с весенней грязью. Еще пару часов назад тропка была твердой как камень, но сейчас, когда солнце висело прямо над головами, ноги скользили и проваливались по щиколотку в жирном черном месиве. — Он глазастый. А Десятая как раз узнала места и обрадовала всех, что в дебрях мы не сгинем. Потом долго тебя вытаскивали. Думали, хоронить придется, но нет — ты дышал, хоть и без сознания был. Повезло, что с нами грандир Валентин. Он еще и знахарь! Помолился Калюсте и отправился искать целебные травы, чтобы тебя оживить. Мы ему помогать пошли. А потом гляжу, ты, вроде как, и не мертвый. Сидишь, башкой вертишь. Одно плохо. Пока тебя вытаскивали, Десятая в речке сумку утопила. Мы с Валентином бежали за ней, бежали, да все без толку — забрала Теплая наши припасы. А там ведь еще и лепешки оставались, и мясо сушеное, и даже крысиные хвосты, из которых мы суп собирались варить.