Гидеоном, как будто находился здесь уже много часов. Как такое возможно?
Ясс покачал головой, и щетина на его подбородке царапнула щетину моих отрастающих волос.
– Не знаю. Я тоже ушел не сразу. Я забыл свой нож и вернулся. Мне пришлось целую вечность разыскивать пещеру, но в конце концов я ее нашел, и он был там. С легкой улыбкой на губах и уже пованивал.
– Как же ему удалось? Откуда его бог узнал, где он?
– Не знаю, – повторил он, обдав мою щеку теплым дыханием. – Прости, что сомневался в тебе.
– Нет, ты прав, что сомневаешься в каждом, кто был рядом с ним. – Я отодвинулась от него, чтобы посмотреть ему в глаза. – Он меняет людей. Контролирует их. Он… накинул на меня покрывало покоя, чтобы я была послушной на церемонии, и это было похоже на сон, как будто одна моя половина в здравом уме и кричит на другую половину, но я не могла остановиться, когда меня вели, когда мной управляли, и это было… – Я не могла описать свой страх, не только за себя, но и за всех, кто попал под его влияние. На скольких он применил это колдовство? Скольких держал под контролем? – Я все думаю, может, именно так чувствовали себя наши гуртовщики, может, где-то глубоко внутри они оставались собой и ненавидели каждое слово, выходящее из их уст. А потом мы их бросили.
– Это они нас изгнали.
– Да? Или нас изгнал кто-то другой их голосами?
Он долго смотрел на меня, а потом сказал:
– Ужасная мысль. – Ясс взглянул на маску и кушак, лежащие на полу. – Выходит, он сделал тебя… священником?
– Сама не понимаю. Престижная должность при церкви, но он наделил меня ею, только чтобы помучить. Потому что я не убила дезертиров. Или, скорее, потому что я не убила заклинательницу Эзму. Мне кажется… Мне кажется, он хочет избавиться от всех, кто несет угрозу его власти, а левантийцы, не подчиняющиеся Гидеону, опасны. И заклинательница Эзма – вдвойне. Я… я рассказала про нее Лашак. Надеюсь, она успеет предупредить Эзму.
У Ясса не было ответов, и мы снова сидели молча, погрузившись в свои мысли, мои были слишком кошмарными, чтобы ими делиться, хотя и его мысли были наверняка не менее мрачными.
– Тебе опасно здесь находиться, – сказала я через какое-то время. – Я больше не твой капитан и не могу отдать тебе приказ, но тебе нужно уходить.
– Ты всегда будешь моим капитаном, каким бы титулом ни наделил тебя Лео. И ты должна уйти вместе со мной.
Я покачала головой.
– Ох, как бы мне этого хотелось… Ты сам знаешь, я ушла бы с тобой, если бы могла. Но если я не сражусь с ним, то кто сразится?
Он выпрямился, обхватив мое лицо ладонями.
– Я знаю, – сказал он с кривой улыбкой. – Ты не была бы моей Дишивой, если бы ушла, когда способна помочь людям. Твои Клинки, твой народ и… твой долг, то, что ты считаешь правильным, для тебя важнее жизни. Но, клянусь всеми богами, которые смотрят свысока на наше безрассудство, я волнуюсь за тебя. – Он крепче сжал мои щеки и заглянул мне в глаза, а его собственные стали выглядеть еще темнее в тени. – Обещай, что будешь вести себя благоразумно. Обещай не забывать, что… иногда даже ты ничего не можешь сделать. Порой приходится смириться с тем, что мир – дерьмовое место, а некоторые люди – чудовища, и мы бессильны это изменить. Обещай.
Обещания – это просто слова, от которых ему стало бы легче принять мое решение, но я не могла их произнести, если не могла исполнить обещание. С Лео я уже шла по тонкому канату.
– Я… не могу просто стоять и смотреть, не попытавшись бросить вызов, как он или кто-то другой издевается над нами, Ясс.
Он вздохнул и опустил руки.
– Мне следовало знать, что ты так ответишь. – Он провел рукой по глазам. – Мне так хотелось бы тебе помочь. Хотелось бы остаться здесь с тобой, а не… – Он отвернулся, как будто боролся с каким-то чувством, которое не мог выразить. – Он ведь знает, да? Я был там, когда он умер, он меня знает. Мое возвращение поставит нас обоих в опасное положение, и только.
– Ты поможешь, если будешь держаться вне поля зрения. Если отвезешь припасы, какие сумеешь собрать, в пещеры, и выведешь всех, кто хочет уйти.
Ясс кивнул.
– И пока хватит. Только не накличь на себя беду, иначе мне придется прибежать на помощь, невзирая на опасности.
Я коснулась его щеки.
– Как мне повезло, что у меня такой защитник.
– Что за человеком я буду, если оставлю тебя, да кого угодно, бороться в одиночку?
– Умным.
– Да, а ты была бы умной, если бы позволила событиям идти своим чередом и сбежала со мной. Куда-нибудь. Куда угодно. Но… Ни один из нас этого не сделает, верно?
– Не сделает.
– Такие вот мы идиоты.
Его слова были полны эмоций, и он сжал губы, не смея озвучить свое горе, свой страх, переполнявший его, как переполнял меня. Теперь все станет только хуже. Возможно, мы видимся в последний раз.
На следующее утро я ждала наказания за разговор с Яссом. Я смотрела, как Лео ходит туда-сюда, кивая мне по пути, но ничего не произошло. Неужели моего проступка недостаточно, чтобы вызвать его гнев? Нет. Если я и была в чем-то уверена, так это в том, что Лео не упустит возможности причинить мне боль, а значит, оставался только один вариант. Он не знает. Великий Лео Виллиус способен читать мои мысли, но он не всеведущ. Не может находиться везде и сразу. Он всего лишь человек и может ошибаться.
И это дало мне возможность надеяться, как никогда прежде.
Несмотря на новообретенные знания, я не осмелилась снова встретиться с Сичи без веской причины и осталась наедине со своими мыслями. Мне нужен был план. Лео жаждал власти. Жаждал подчинить себе все и всех. Гидеон был клином, расколовшим Кисию. Расколовшим Чилтей. Семенем хаоса, которое посеял светлейший Бахайн, чтобы занять трон. Разговор с Гидеоном казался единственным вариантом, но, увидев его на церемонии, я поняла, что это совсем не вариант.
Я пошла проведать Итагая, зная, что уж он-то не изменит ко мне отношения. Подойдя к его стойлу, я сняла маску и услышала приветственное фырканье, он игриво ткнул меня мордой, как будто шаловливо спрашивал: «Кто ты, незнакомка?», и мне на глаза навернулись слезы.
– Да, я знаю, что слишком редко тебя навещала. Все стало… так странно. Но конюхи хорошо о тебе заботятся, этого ты не можешь отрицать.
Поблизости были другие левантийцы, и я твердила себе, что у них нет причин на меня пялиться, но все равно чувствовала, как они смотрят,
