Книга Седьмой гном - Маша Ловыгина

Сима проснулась, едва забрезжил рассвет. Темнота за окном стала сереть, напоминая о том, что предстоит еще один день, наполненный страхом, сомнениями и тоскливым ожиданием. Если сравнивать месяцы, проведенные рядом с Горецкой, с тем, что происходило сейчас, то первые уже совсем не выглядели трудными и неприятными.

Сима все чаще с удивлением думала о том, что привыкает к своеобразной и вредной старухе. То, что изначально вызывало шок и отрицание, в какой-то момент сменилось жалостью и терпеливой сосредоточенной заботой. Все чаще ее накрывало раздумьями о конечности всего живого, все больнее в сердце отзывалось прошлое. Серафима понимала, что ничего хорошего от этих душевных метаний не будет, что выглядит это так, будто она подцепила от старой актрисы какой-то зловредный вирус, который свербел теперь внутри и постоянно тянул за тонкие ниточки нервов…

Последние недели рядом с Горецкой стали какими-то особенными, но Сима поняла это только сейчас. Амалия углубилась в себя, чаще молчала, не злословила и словно не замечала ничего вокруг. Серафима ловила на себе лишь ее короткий пронизывающий взгляд, от которого по спине бежали мурашки.

— Что-то не так? — спрашивала Сима, отвлекаясь от домашних дел и пытаясь вызвать Горецкую на разговор. Ей было неуютно от этого хронического безмолвия. Привычные споры и пререкания будто никогда и не звучали в стенах этого дома. И все же в воздухе еще витал вопрос о том, кто же из двух женщин прав в своих убеждениях.

Старуха качала головой, и Сима продолжала заниматься уборкой или готовкой, стараясь не обращать на нее внимания. Ощущение неправильности происходящего постоянно кололо ее в затылок, и, перебирая все свои слова и поступки, Серафима переживала: уж не обидела ли она чем-то Горецкую.

В один из дней Сима набралась смелости и попросила актрису об одолжении:

— Амалия Яновна, я готовлю реферат к сессии. Он называется «Влияние генов на выбор профессии». Вот я и подумала, что ваш пример был бы наиболее интересным и значимым.

Горецкая вздрогнула и нахмурилась.

— Почему я? — в недоумении она уставилась на Симу. — Что за ерунду ты выдумала?

— Вы только послушайте, — Серафима разложила на гладильной доске наволочку и занесла над ней утюг. — Я никогда в жизни не могла представить, что познакомлюсь с настоящей актрисой! Вы для меня… да для всех, наверное, что-то вроде недосягаемой звезды. И я не шучу, — она пустила пар и стала выглаживать уголки, радуясь тому, что не только вывела Горецкую на беседу, но и слегка озадачила ее. — Мне кажется, вы бы могли выступать на самых известных сценах страны! А что? В Большом театре или во МХАТе… — Сима склонила голову на бок и посмотрела на портрет Горецкой. — Я когда слушаю вас, то…

— О бабке своей напиши, — сказала Горецкая, выдав кривую ухмылку, и тоже посмотрела на собственное изображение.

Сима коротко вздохнула.

— Ты, наверное, выпендриться хочешь? — хрипло продолжила старуха. — Смотрите, мол, какая я умная! Кем твоя бабка была? Учительницей… Чем тебе эта профессия не угодила? Скучная?

— Нет, что вы, — растерялась Сима, — просто такие способности, как у вас, далеко не каждому даются. Я очень уважаю профессию учителя, но актерство — это ведь…

— Лицедейство, притворство и вранье… — Губы Горецкой сложились в бледную линию, которую не спас даже толстый слой помады.

— Если вы думаете, что я хочу писать именно про вас, что назову ваше имя, то это не так, — торопливо пояснила Сима. — Странно, конечно. Ведь вы столько лет играли в спектаклях, и все вас знали, а сейчас вы будто бежите от этого…

— Я не бегу. Я уже… — Не договорив, Амалия Яновна тяжело поднялась из-за стола. — Когда-нибудь потом я расскажу тебе…

— Правда? — просияла Сима. — А фотографии у вас есть? Семейный альбом? Вы никогда не рассказывали про свою семью. Уверена, что история вашей жизни достойна книги!

Горецкая пошатнулась и ухватилась за край столешницы.

— Амалия Яновна, — тут же подскочила к ней Сима. — Врача? Воды? Может, форточку открыть? Это, наверное, от утюга! Вот я дурочка…

— Глупая ты, Сима…

— Глупая, глупая… — закивала Серафима. — Вы только скажите, что нужно сделать? Что вы хотите?

— Тишины, — оттолкнула ее актриса. — Сима, я хочу тишины. А ты иди…

— Я вас не оставлю! — упрямо заявила Сима. — У меня же еще белье не глажено… И пол я протереть хотела.

— Прошу тебя… — Горецкая схватила ее за запястье и сжала его. — Завтра я тебя жду.

В доме было тихо. Пугающе тихо. Только шорох трепещущих от сквозняка занавесок да легкое дыхание Илюши нарушали эту тревожную мрачную тишину. Осторожно, стараясь не разбудить сына, Серафима поднялась с кровати, машинально поправила одеяло и подошла к окну. Ничего не изменилось вокруг — замерев, стояли скованные морозом деревья и тонули в снегу дачные постройки.

Когда на следующий день Сима пришла к Горецкой, на первый взгляд все оставалось прежним. Актриса открыла дверь и сразу же ушла в комнату, откуда доносился звук работающего телевизора. Но как только Сима начала снимать обувь, стало понятно — актриса выходила из дома. Не поверив своим глазам, Серафима взяла сапог Горецкой и заметила под ним грязную лужицу.

— Амалия Яновна, вы куда-то ходили? — спросила Сима, заглядывая в гостиную.

Не отрываясь от просмотра программы, Горецкая указала пальцем за спину. На столе лежал детский песочный набор из ярко-синего пластика с изображением желтого льва. Сима удивленно повертела набор в руках и широко улыбнулась:

— Это что, для Илюши?