великой оперы. Правда, по другой версии, это была индейка. Может, это даже как-то роднит меня с ним. Все великие люди, знаете ли…
– Ага, а еще все великие люди не особо утруждают себя такими мелочами, как багаж, билеты и необходимость пораньше приходить на регистрацию. В результате нарвались на овербукинг. Только благодаря этому нас и пересадили в бизнес-класс.
– Да? А я думал, это потому, что я такой… Россини… Кстати, о «Севильском цирюльнике». У нас ведь будет дня три свободных. Я посмотрел по карте – от Малаги недалеко до Севильи. Может, после моей премьеры в местном университете рванем в Севилью? Обновим воспоминания.
– Посмотрим, – Марьяна вдруг сделалась загадочной. – У меня другие… литературные ассоциации…
* * *
– Дорогой профессор, поздравляю! Ваше выступление было потрясающим. И Ваш подход к художественному тексту как к ценнейшему, а иногда единственному источнику сведений о прошлом – он уникален! Как эта мысль пришла Вам в голову?
Профессор Мануэль де Коварубиас отчаянно жестикулировал и перебивал сам себя. Ваня только что закончил доклад, и Мануэль знакомил гостей с библиотекой университета. Второй этаж был выполнен в виде сплошного круглого яруса, и торчащие там студенты выглядели птицами на насесте. Некоторые с любопытством смотрели на гостей, тем более что разговаривал Коварубиас так, будто сам читал доклад.
– О, это не моя мысль. В России давно сложилась целая школа в этом направлении, – сказал Ваня тоном, который должен был вызвать у профессора убеждение в его излишней скромности. – Прикольно, – тихо бросил он Марьяне на русском, – у нас я всего лишь кандидат наук, а тут пересек границу и сразу – бац, дорогой профессор! – Я говорю, дорогой профессор, – снова обратился он к Мануэлю, – что я всего лишь попытался выделить поэтические тексты в качестве отдельного источника.
– Превосходно! Вы как будто заново открыли нам наших поэтов – Мачадо, дель Алькасара. А Ваша трактовка «Фуэнте Овехуна» как сведений по истории испанской гастрономии – просто великолепна! Какая-то необычная ситуация – русский рассказывает испанцам об испанских поэтах.
– Подумаешь, – начал Ваня, но спохватился и ответил вежливо, – видимо, это у нас в крови. В девятнадцатом веке русский дворянин Михаил Лунин, потом очень известный декабрист, некоторое время жил во Франции! Там он зарабатывал на жизнь тем, что в Париже преподавал аборигенам, простите, я хотел сказать, тамошним учащимся – французский язык.
– Да? Невероятно! Но вернемся к Вашей мысли. Это ведь открывает большие перспективы на исследования в области литературы.
– Не только литературы, – откликнулся Ваня, – но живописи, например. Представляете, каким источником по истории гастрономии служат полотна Сурбарана или Рамиреса?
– Еще бы! Кстати, о гастрономии! Позвольте пригласить Вас и Вашу супругу на обед. Традиционная испанская кухня! Сеньора Марьяна тоже филолог?
– Да, мы учились на одном факультете. Но затем она ушла в бизнес, занимается туризмом.
– Интересное сочетание! У нас в университете, кстати, есть целый факультет туризма. Надо будет устроить ей экскурсию. Но позже, позже. Сейчас прошу обедать.
– Спасибо, с удовольствием! Кстати, дорогой профессор, Ваша фамилия, за исключением еще одной буквы «р», совпадает с той, что носил знаменитый испанский писатель Коваррубиас. Если не ошибаюсь, он был капелланом самого короля Филиппа Второго. Это Ваш предок?
– Мы в нашей семье очень на это надеемся. Все никак не займусь нашим генеалогическим древом. Совершенно нет времени. Как, впрочем, и сейчас! Обедать, срочно обедать. Боюсь, это будет похоже уже на ужин…
* * *
Утром Марьяна объявила, что в Севилье ей хватило приключений, связанных с поисками церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной. В результате слезами пришлось орошаться им самим, причем до сих пор непонятно, были это слезы трагикомедии или фарса? И что вечные Ванины поиски литературных впечатлений чаще всего оборачиваются приключениями на известное место. И вытаскивать это самое место из этих самых приключений уже как-то поднадоело. Поэтому вектор их путешествия меняется с литературного на архитектурно-гастрономический. Она – Марьяна – просто хочет побродить по улицам городов, посидеть за столиками уличных ресторанов и кафе, а в качестве компенсации сводит Ваню на парочку «умопомрачительных» рынков. Что она составила маршрут, который будет для него сюрпризом – о том, какой город будет следующим, он узнает за пятнадцать минут до выезда. И что они сейчас берут напрокат машину и отправляются в Кордову. И если Ване очень уж нужны литературные реминисценции, то жить там они будут в отеле «Конкистадор», в котором происходят события многочисленных и, порою, даже выдающихся романов. Номер она уже забронировала.
Приглашенный «визит-профессор» вяло согласился. Он вообще с утра был каким-то тихим и загадочным. И тишину, и загадочность Марьяна списала на очередной приступ величия, рассудив, что определенное право на таковое после вчерашнего у мужа есть.
Все сто пятьдесят семь километров пути прошли в сопровождении монологов, исполняемых Марьяной. Ване досталась роль неблагодарного слушателя, хотя обычно все происходило с точностью до наоборот. Не выдержав, Марьяна поинтересовалась, чем вызвано столь безразличное отношение к её внутренним переживаниям? Ваня признался, что у него дико болит голова.
– Говорила я тебе, нельзя шляться по такой жаре, да еще без панамки, – заволновалась Марьяна. – Тебе вообще нельзя находиться на солнце, ты забыл? Подожди, сейчас дам таблетку.
Приблизительно минут через пятнадцать таблетка, а также содержимое плотного испанского завтрака потребовали решительного выхода. Ваня едва успел притормозить у обочины. Несмотря на то, что зрелище было малопривлекательное, в нем присутствовала и некоторая эпичность. Испанские водители притормаживали, таращась на странную композицию, периодически переходившую в перформанс.
Когда Ваня вернулся в машину, Марьяна, глядя на него, начал мертветь лицом. Мужа бил дикий озноб, он был весь в испарине, отсутствие тонометра не мешало определить зашкаливающее давление. Призраки прошлого заполонили пространство салона.
– Это то, о чем я думаю? – Марьяна еле выговаривала слова.
– Не знаю… Все, как тогда… И такое впечатление, что голова сейчас взорвется… – зубы у Вани стучали, как отбойные молотки стахановцев в ударном штреке.
Помертвевшая Марьяна сняла с держателя навигатор. «Hotel Conquistador» исчез с экрана, вместо него появился «Hospital San Juan de Dios de Cordoba»
– Четырнадцать километров. Сможешь доехать?
– Постараюсь. Других вариантов все равно нет. Если станет совсем невмоготу, остановлюсь, а там видно будет.
К зданию госпиталя на авенида дель Брилланте подъехали по такой замысловатой траектории, что в приемном покое долгое время порывались взять анализ на содержание алкоголя в крови. Пока Ваня вяло отмахивался от корпулентных медсестер, Марьяна решительно вытребовала дежурного врача. В других обстоятельствах, прочитав на табличке имя «Горацио Пихуан Баньос», она непременно поржала бы, но сейчас ей было не до смеха. Доктор,
