Неужели вот этим можно откупиться от большого татарского набега? В обозе были: десять тысячам рублей, всего два воза соболей, пять телег лисьих шкурок, какое-то, чуть ли ни ржавое железо в виде оружия, да еще ткани недорогие, а так… мещанские, даже без серебряного шитья.
Но куш все равно для отряда Лисовского был большим. Пусть полковник и рассчитывал на то, что только серебром будет не менее пятидесяти тысяч, что он, Александр Лисовский, благодаря добыче станет играть еще большую роль в лагере претендента на русский престол. А так…
— Серебро бери, шкуры на коней навесить, никаких обозов! — распоряжался Лисовский, почуяв, что время уходит. — Выходим!
Его слушали, уже стали собираться отряды, некоторые вышли за пределы монастыря и строились. Но было немало тех, кто стал шарить по монастырю, чтобы найти дополнительную наживу.
— Конныя! Донцы! — закричали наблюдатели на восточной части стены, неверное среди тех, кто смотрел за округой были казаки, так как сразу поняли, какие именно станичники пошли в атаку.
— Конные! — кричали уже с западной части стены.
— Анжей, Ян! За мной! — закричал Лисовский, призывая своих самых ближайших командиров делать, как и он — оставлять полк и бежать.
Началась суета, одни разбойники вскочили в седла, иные, бросая всю наживу, еще только бежали к своим коням. А полковник, пробираясь к воротам, надеялся сбежать. Это не была трусость. Это рационализм. Прикрыться одними, особенно казацкой частью отряда, чтобы спастись самому и сохранить костяк своих командиров. Набрать безбашенных бойцов Лисовский сможет, но для этого нужно сохранить жизнь себе и ближайшим, уже опытным, соратникам.
— Закрывай ворота! — прокричал кто-то из десятников Лисовского.
Полковник выявил этого крикуна и совершенно спокойно выстрелил в того, роняя десятника на землю под копыта отряда Лисовского. Девять десятков человек, во главе с командиром, устремились прочь. Теперь именно эти люди и были той прославленной грабежами и разбоем ватаги. Остальные, более, чем тысяча человек, оказывались списанными.
*……………*…………*
— Он мой! — выкрикнул атаман Иван Заруцкий, заприметив, как меньше чем сотня всадников, на очень, может, и слишком хороших конях, пыталась прорваться через уже сражающихся воинов.
Многое пошло не по плану. Заруцкий и Ляпунов рассчитывали, что защитникам в монастыре удастся забаррикадироваться и отсидеться. Этот вариант рассматривался, по крайней мере, так оправдывали себя перед собственной совестью и Захарий Петрович и атаман. Впрочем, это была своеобразная совесть. Для атамана было неприемлемо разгромить Лисовского лишь хитрыми методами, Заруцкий хотел в чистом поле, саблей наголо, лично срубить голову тому человеку, которого признавали даже и некоторые донские казаки, несмотря на то, что полковник был католиком.
Для Ляпунова же потеря ста пятидесяти стрельцов при поимке отряда разбойников была досадной неприятностью, но по иной причине, чем для Заруцкого — это некоторая недоработка грандиозного плана. Но оба, и Захарий, и Иван, в меньшей степени переживали за гибель воинов.
Заруцкий нагонял коня, примеряясь через метров сто пересесть на другую лошадь, что взял с собой заводной. У Лисовского был один конь, и Иван Мартынович чуть ли не облизывался на этого жеребца.
— Коней не бить! — прокричал атаман, увидев, что полковник разворачивает свой небольшой отряд, видимо, осознав, что уйти не получается и лучше дать бой, рассеять погоню, а потом уже уходить.
Сшибка конных воинов на встречных — это только для отчаянных рубак. Такой бой скоротечный, и часто побеждает тот, кто успел разогнаться, если выучка равная, а порой только удачей и можно объяснить победу. Конные Заруцкого не уступали ближним соратникам Лисовского.
Иван Мартынович видел цель, лошадь шла галопом, набрав максимальную скорость.
— Вжух! — только чуть довернув саблю кистью, Заруцкий рассек грудную клетку первому, кто встал на его пути.
Не теряя скорости, атаман, коротким замахом, отрубил руку другому разбойнику, намереваясь сразить и третьего.
— Дзын! — встретились два клинка.
Лисовский парировал мощный удар атамана. Лошади, не сразу среагировав на то, что всадники из стали притормаживать, разъехались на метров пять друг от друга. Оба соперника-врага, развернули своих ездовых животных и приблизились друг к другу.
Вот такой бой еще сложнее, чем когда идет сшибка на скорости. Теперь нужно строго следить за управлением коня, не забывая защищаться и разить.
Сталь ударила о сталь, лошадь Заруцкого чуть сместилась и Лисовский ударил по правому плечу атамана. Бахтерец удар выдержал, но плечо заболело и Ивану Мартыновичу стоило больших усилий не то, чтобы продолжать наседать на Лисовского, но защищаться.
Ударив лошадь по бокам, атаману удалось отскочить от следующего удара Лисовского, который, поняв, что казачий предводитель уже проиграл бой, стремился быстрее закончить дело.
Выстрел! — Заруцкий вытащил пистоль и разрядил его в Лисовского.
Полковник Александр Лисовский — один из самых зловещих персонажей русской Смуты, который еще лет десять мог грабить русские селенья, с недоуменным выражением лица, завалился, но не упал с лошади.
Заруцкий, переложив саблю в левую руку стал рубить раненного полковника, с остервенением, вымещая всю злобу, что накопилась. Атаман злился на то, что не сумел в честной схватке убить ляха, что пришлось, спасая свою жизнь, прибегнуть к помощь пистоля. Для авторитета, для самооценки, ему, донскому атаману, нужно было зарубить Лисовского, с которым соперничал еще ранее, когда был в лагере могилевского вора.
Между тем, за локальным сражением донских казаков и отрядом соратников-литвинов Лисовского, наблюдали многие. Ворота в монастырь успели закрыть и все, кто оказался за стенами обители, оказались обречены. Разгром отряда предводителя, повлиял на решение сопротивляться у многих разбойников. У многих, но не у всех. Закрывшиеся в крепостице на что-то надеялись.
— Что они хотят? — спросил на военном совете воевода Волынский, он все же присоединился к разгрому лисовцев, выйдя к Оптинскому монастырю с сотней стрельцов.
— Выйти желают! — спокойно отвечал Заруцкий, баюкая правую руку.
— Грозят, что рухлядь царскую пожгут, да ткани, опосля и монастырь подожгут, — сказал Захарий Ляпунов.
— По мне, так пусть и жгут! — высказался Заруцкий. — Но можно и иное. Отпустить казаков на Дон, пусть перед казачьим кругом расскажут о преступлениях своих. А там, как старшины решат. Панов же и продать за выкуп можно.
— Пообещать, коли выкуп буде за шесть месяцев, то и отпустить. Коли, нет… смерть, — подхватил суть хитрости Ляпунов.
Захарий не стал уточнять, что выкуп будет объявлен столь большим, что, если и выкупят кого, так можно конного гусара снарядить за те деньги. Ну, а не выкупят, что, скорее всего,
