держу в руках. — Сейчас же, Лука, или ты больше никогда не будешь пользоваться этой рукой. Не то, чтобы ты это сделаешь к тому времени, когда я закончу с тобой сегодня. Но я могу сделать так, что тебе будет гораздо больнее или гораздо менее больно, в зависимости от того, насколько вы оба сговорчивы.
Я подчиняюсь. Это противоречит всему, что во мне есть, всем фибрам моего существа, но в данный момент я не вижу другого выхода. Я верю, что он сделает это, и знаю, что должен отложить на как можно более долгий срок любое насилие, которое он планирует совершить по отношению ко мне, если у меня есть хоть какой-то шанс спасти Катерину.
Она поднимается по лестнице как можно медленнее, и, даже не видя ее лица, я вижу, как крутятся колесики в ее голове. Я хочу сказать ей, чтобы она подчинялась Франко как можно дольше, чтобы дала мне шанс вытащить нас из этого, а не сопротивлялась сама. Я достаточно хорошо знаю Франко, чтобы понять, что он получит наибольшее удовольствие, если сможет заставить ее сопротивляться ему, если у него будет множество поводов как причинить боль мне, так и сломать ее. Конечно, ему не нужен повод ни для того, ни для другого, но, как все злые люди, он предпочитает чувствовать себя оправданным в своих действиях. Если Катерина будет сопротивляться, это даст ему все, что нужно.
Но я знаю свою будущую жену и знаю, что она так просто не прогнется и не сломается.
— Какая комната его? — Спрашивает Франко у Катерины, когда мы выходим на лестничную площадку. — Мы пойдем туда. Лука ведь не приглашал еще сюда тебя, верно?
Ее лицо вспыхивает.
— Я у него вообще не была — огрызается она. — Я все еще девственница.
Едва ли. Я стиснул зубы, жалея, что у меня не было времени довести до конца то, о чем она умоляла меня раньше. Секс с ней, возможно, не помешал бы Франко сделать все это, никто не смог бы доказать, что я был первым, а после моей смерти он мог бы использовать любые угрозы, чтобы заставить Катерину сказать, что ее девственность была у него, и ни у кого другого.
Но он знал бы правду, и даже такая мелочь была бы для меня утешением.
— Тогда заходи, — говорит Франко, указывая пистолетом на дверь. — И даже не думай что-нибудь попробовать предпринять.
Катерина плотно сжимает губы, но ничего не говорит, толкая дверь и проходя внутрь. Франко жестом подзывает своих людей, которые тут же хватают меня и отводят в дальний конец комнаты, пока Франко садится на край кровати.
— Иди прополощи рот в ванной, — говорит он Катерине. — А потом возвращайся сюда. Быстро, сейчас же.
Он наблюдает за тем, как она подчиняется, и на его лице появляется жестокая улыбка.
— Думаю, сначала я заставлю ее раздеться для меня. Мои люди, конечно, отвернутся, я не могу позволить им увидеть мою будущую невесту обнаженной. Мне придется выколоть им глаза, не так ли, мальчики?
Мужчины, держащие меня, ворчат в знак согласия, а я смотрю на Франко.
— Ты не можешь свалить все это на меня, — шиплю я на него. — Я был жесток с тобой в детстве, я признаю это. Я был неправ. Но ты уже давно прошел тот момент, когда можно использовать это в качестве оправдания. Это не делает тебя сильным человеком, это превращает тебя в посмешище.
— Посмотрим, какую мелодию ты будешь напевать, глядя на собственные пальцы на ковре, — с улыбкой говорит Франко. — А что касается всего остального… ах, вот и она. Иди сюда, Катерина.
Его голос - ровный, четкий приказ, и Катерина повинуется. Ее глаза сверкают злобной ненавистью, но она пересекает комнату и направляется к нему.
— Что? — Спрашивает она, в ее голосе звучит фальшивая покорность, и Франко слышит ее. Он молниеносно встает, его рука внезапно оказывается в ее волосах, причем достаточно сильно, чтобы причинить боль, когда он поворачивает ее ко мне лицом.
— Говори со мной с уважением, девочка, — шипит он. — А теперь скажи мне правду. Он к тебе как-нибудь прикасался?
Катерина качает головой, а я изо всех сил стараюсь сохранить нейтральное выражение лица. Она, конечно, лжет, но еще неизвестно, насколько хорошо ей это удастся и купится ли на это Франко.
— Ты уверена? — Он откинул ее голову назад, а другой рукой провел между ее ног, чтобы погладить киску через джинсы. — Вы оба заверили меня, что его член еще не был здесь, но как насчет его языка? Его пальцев?
Катерина вздрагивает. Она ничего не может с этим поделать, я знаю, не далее, как час назад я отшлепал ее по этому месту и довел пальцами до множественных оргазмов. Она болезненна и чувствительна, а прикосновения Франко слишком грубы. Он сильно шлепает ее по этому месту, и она вскрикивает. Это не крик болезненного удовольствия, как было со мной, а протест, и Франко жестоко усмехается.
— Лгунья, — шипит он ей на ухо. — Конечно, я должен быть зол, и я зол. Но я также доволен. Я хочу причинить вред Луке, и ты даешь мне все необходимые поводы. — Он дергает головой в мою сторону. — Сломайте два первых пальца на его правой руке. Сейчас же.
— Нет! — Кричит Катерина, пытаясь вырваться из рук Франко, но он тащит ее вперед за волосы и удерживает на месте, стоя с ней в футе передо мной.
— Сделайте это, — рычит он, и один из его людей хватает меня за руку.
15
КАТЕРИНА
От звука ломающихся пальцев Луки меня снова чуть не стошнило. Он не произносит ни звука, стиснув зубы с такой силой, что мне кажется, они тоже могут треснуть, но то, как бледнеет его лицо и расширяются
