Денери и ’але. Как мы были похожи на сводных братьев, каждый из которых хвалит своего отца или мать в пику другому, не осознавая, что теперь он нечто большее, чем плод любви двоих, и пути обоих братьев связаны неразрывно, как две стороны, как день и ночь. Так решили боги, а они сурово карают за небрежение долгом в пылу личных амбиций, даже если это безобидная юношеская дурь. Мы же в запале дерзнули порвать то, что связали не мы, об этом даже самые мудрые из нас ухитрились забыть.
Где теперь денери и где ’але?.. Наши потомки, даже гордящиеся чистотой своей крови, не помнят и не понимают и тысячной доли того, что было хорошо известно любому из нас в те времена. Последним из нас остается только уповать на милость богов и их великодушие, ибо грядут страшные времена…»
Отрывок древней рукописи, найденной в долине Стайского хребта
Жестокий и бесхитростный, как ребенок, осенний ветер с наслаждением обрывал с унылых деревьев последние листья и, перемешав их, бросал пригоршнями на холодные серые скалы. Потом он нашел в трещине обрывок древнего пергамента, глянул на него и, ничего не поняв, сначала перемешал с листьями и погнал это разноцветное стадо вниз по долине, потом загнал кусочек рукописи под камень, но это тоже ему не понравилось. Тогда он подбросил листок вверх и подул на него со всей мочи. Пергамент закувыркался в вихре и полетел все выше и выше к вершинам самых высоких скал Стайского хребта.
Сколько десятков миль преодолел обрывок древней рукописи, прежде чем ветер забыл о нем и отпустил, неизвестно. Где было то место, откуда листок выпал впервые, – тоже.
Райсен Норль шел по переходящим одна в другую узким долинам, больше похожим на ущелья, и тяжелые мысли гнали его вперед без всякой понятной цели. Дорога успокаивала всегда. Миль через пятнадцать быстрым шагом любые невзгоды развеивались, а разум становился кристально чистым и ясным, соединяясь со всем, что окружало человека, и даже с тем, о существовании чего он не подозревал.
Прошел почти год с той поры, когда семья Райсена по настоянию местного командира отряда всадников на карайнах переселилась жить в одну из долин Стайского хребта. Райден, по существу, тогда спас их всех не только от притязаний какого-то садиста, но и от гораздо более худшей доли – медленно умирать от голода и нищеты в забытом всеми богами краю. В последнем Норль постепенно стал сомневаться, хотя прежде никогда бы не допустил и мысли о том, что некие высшие силы могут не просто существовать, что вполне допустимо, но и с чего-то вдруг заинтересоваться судьбами самых обычных людей, даже если не все они люди.
Зима выдалась снежной и тяжелой, поэтому все четыре семьи, считая родню Силхи, прибывшую позже, были вынуждены переселиться на основную базу отряда, чтобы всадникам не приходилось возить им еду и дрова, преодолевая обледенелые кручи и снежные заносы, что утомительно даже для карайнов. Старшие ребята из отряда уже рассредоточились по другим горным долинам, чтобы обеспечить прокорм своим карайнам и поддерживать порядок в горах, контролируя также все перевалы.
Все четыре семьи поселились в одном большом доме. Эленара большую часть времени возилась с их подросшим сынишкой, а остальную – с делами местного населения, как привыкла в общине. Марвик долго ходил хвостом за Райденом и просил его хотя бы разрешить обучаться вместе с другими ровесниками из отряда, и бывший разведчик наконец сдался. Но мальчишку пока игнорировали все котята, поэтому полноценным членом прайда, как в шутку называл свой отряд Райден, тот пока не мог себя чувствовать.
Племянника, то есть Лаега, наоборот, постепенно признали практически все карайны, хотя и не стремились запечатлеть. Юноша проводил с кошками большую часть времени, то ли рассказывая им что-то, то ли обсуждая. О чем они беседуют, Лаег говорить стеснялся, отделываясь общими фразами. После происшествия осенью «племянник» стал еще более замкнутым и отрешенным. Райдену же, поначалу сильно заинтересовавшемуся странными способностями юноши, вскоре стало не до того, поскольку он один до сих пор держал все бразды правления делами отряда и всех живущих в долине.
Количество беженцев неуклонно нарастало, пока из-за засухи летом люди с дорской стороны к осени не ломанулись куда глаза глядят, лишь бы спастись от грядущей зимней бескормицы и налогов, а со стороны бывшего княжества, чтобы избежать насилия со стороны дорских властей и потери даже того урожая, который им все же удалось вырастить. Правда, дорцы проникали в горы гораздо западнее, в районе Архенарской гряды, там же ребятам из отряда Райдена и пришлось спешно организовывать поселения в наиболее крупных долинах, где древесину на постройку домов и дрова можно было добыть на месте. Потом всадникам пришлось помогать поселенцам еще и с добычей пищи. Из-за бесконтрольных поборов с населения Дойна отряд раньше намеченного времени начал предпринимать боевые рейды. Всадники старались никого не убивать, только распугивая особо ретивых сборщиков налогов и продовольствия, но не всегда дела шли гладко. Появились первые раненые люди и карайны, двоих ребят едва удалось спасти. Райсен с женой и остальные прошлогодние беженцы, так и оставшиеся на главной базе, помогали чем могли. Включился даже Лаег, он помогал лечить и успокаивать карайнов. События набирали обороты.
Но сейчас Райсена волновало другое. Во время путешествия по тайному проходу в недрах хребта внутри него всколыхнулось что-то, о чем он даже не подозревал всю свою прежнюю жизнь. В тот раз вполне рациональный человек почувствовал нечто необъяснимое, что смотрело на него и ждало чего-то, и навстречу ему что-то потянулось из самых глубоких закоулков души бывалого путешественника. Поэтому за истекшие месяцы Райсен перемерял шагами все окрестные долины, куда можно было пробраться без помощи карайнов, но покой и ясность так и не пришли.
Неожиданно Норль заметил среди пучков травы, растущих среди камней старой осыпи, какой-то желтоватый листок и поднял его. На обрывке старого пергамента оказались записаны чьи-то воспоминания и рассуждения о двух народах, но текст… За истекшую зиму за неимением лучшего Райсен научился читать даже книгу легенд си с ее заковыристыми знаками, только благодаря этому часть написанного на пергаменте удалось понять, хотя далеко не все, потому что много слов остались неизвестными. Норлю показалось, что эта находка важна, и он немедленно отправился в обратный путь, чтобы попросить Эленару помочь ему разобрать весь текст, который, к сожалению, был оборван на словах «грядут страшные времена». Он не раз уже слышал подобные предостережения от самых различных людей, и хотя текст был древним и автор мог предупреждать совсем о других, давно миновавших бедах, но Райсену вклинилось в сознание, что эта фраза и весь текст не случайно попались ему на глаза, а значит, имеют отношение к происходящему ныне.
К этому моменту Норль забрался далеко в горы и вернулся к дому, где жила их семья, только через несколько часов. Эленара у порога дома играла с Таэлем, точнее, с Таэлом, мальчуган весело смеялся. Райсену даже расхотелось обрывать эту идиллию рассказом о своих проблемах.
Норль очень хотел сына, но опасался, что Эленара не сможет родить от человека, не принадлежащего к ее народу, тем более чужеземца. Поначалу так и было, но потом жена обратилась к какой-то знахарке или ведающей, и та помогла, во всяком случае, через две недели после этого Эленара сообщила, что она беременна и у них будет мальчик. Отец продолжал волноваться до самых родов, а ждать пришлось без малого год. Мать, наоборот, испугалась, что ребенок родился раньше времени, хотя и не намного. Но малыш появился на свет здоровым, и это был сын, его сын – радости Райсена не было предела. Единственное, что удивило обоих супругов – ребенок оказался не очень похож на обоих. Волосы мальчика хотя и имели пепельный оттенок, но были слегка рыжеватыми, как перегоревшая зола, хотя желтоватые волосы среди народа Норля встречались. Зато серые глаза были настолько темными, что чаще казались черными, это было нехарактерно для обоих народов.
