тотчас взяли под руку своих обожателей, другие две пошли в одиночку и всячески старались развлекать все благородное собрание.
С присоединением дам, прежняя шумная говорливость юношей вдруг оборвалась и сменилась принужденно-молчаливой любезностью, сковавшей также Франца и Эмиля. Все эти молодые люди были еще совсем дети, и всем им было гораздо легче подражать поведению взрослых мужчин, чем вести себя соответственно своему возрасту и характеру. Все они в душе предпочли бы быть одни между собой, без девушек, или, по крайней мере, болтать и шутить с ними, как с друзьями, но это казалось им неприличным, и так как они все знали, что девушки развлекаются с ними без разрешения родителей и рискуя своим добрым именем, то каждый из этих молодых коммерсантов старался подражать тому, что по-наслышке и по книгам представлял себе изысканным обращением. Девушки с чувством превосходства задавали тон разговору, принявшему характер чувствительной мечтательности, и все они, утратившие детскую невинность и не созревшие еще для любви, неловко и неуверенно витали в фантастически-ложном мире изысканной сентиментальности.
Эмилю, как гостю, оказывалось особое внимание, и фрейлейн Эмма скоро втянула его в увлекательный разговор о прелести летних лесных прогулок, перешедший затем на происхождение и условия жизни Эмиля. Герой разговора выдержал испытание с честью, так как ему надо было лишь отвечать на вопросы. Девушка вскоре узнала все достойное внимания о молодом человеке, которого выбрала себе в кавалеры на этот день. Но, конечно, сведения, которые юноша сообщил о себе и своей жизни были скорее актом необходимости и поэтическим время препровождением, чем правдивым описанием действительности. Когда Фрейлейн Эмма спросила про звание его отца, он не решился ответить ей, что отец его сапожник. Слово это показалось ему слишком резким и безобразным, и обойдя молчанием истинное положение вещей, он ответил, что у отца его магазин обуви. Воображение фрейлейн Эммы тотчас нарисовало себе блестящую витрину, полную черной и цветной обуви, от которой веяло такой элегантностью и изысканным достатком, что дальнейшие ее вопросы уже сами по себе обязывали сына сапожника все больше и больше приукрашивать действительность. Из вопросов и ответов сложилась интересная, красивая легенда. Согласно этой легенды, Эмиль был несколько строго воспитанным, но любимым сыном не очень богатых, но состоятельных родителей, который рано бросил учение торговли ради, следуя своим склонностям и внутреннему влечению. Он изучал в большом старом торговом доме тонкости своей будущей профессии, и сегодня, соблазнившись хорошей погодой, приехал сюда, чтобы повидать своего школьного товарища Франца. Что до будущего, то Эмиль безо всяких опасений и угрызений совести мог красок не жалеть, и чем меньше обсуждалась действительность, настоящее и работа, и чем больше говорилось о будущем, об удовольствиях и надеждах, тем больше он вдохновлялся и тем больше нравился фрейлейн Эмме.
Она в свою очередь о происхождении своем и прочих своих обстоятельствах рассказала лишь, что ей, впечатлительной дочери малоимущей и, к сожалению, несколько деспотичной и грубоватой вдовы, приходится терпеть не мало, но переносить это безропотно, по мере сил своего сильного сердца. На юного Кольба эти нравственные качества так же, как и внешность девушки произвели сильное впечатление. Быть может, и даже вероятно, он и во всякую другую влюбился бы, только бы она не была совсем безобразна. Он впервые в своей жизни гулял так с девушкой, в первый раз девушка выказывала ему столько внимания, и он вступал в отношения, для которых и сам в душе считал себя слишком еще юным. Тем торжественнее внимал он рассказам Эммы и старался выполнить все требования хорошего тона. От него не ускользнуло, что его манеры и успех у фрейлейн Эммы снискали ему всеобщий почет, и что он даже Францу внушил к себе уважение. И долгожданная прогулка клуба, которую он представлял себе с музыкой и шумной веселостью, на деле оказавшаяся просто маленьким тихим праздником, не утратила от того своей прелести для него. Между ним и красивой девушкой не произошло пока ни любовных объяснений, ни каких-бы то ни было нежностей, мысль о поцелуях еще пугала его, но он впервые был влюблен и впервые чувствовал себя настоящим мужчиной, и все это одинаково тешило его.
Так как с дамами они войти в ресторан не решались, то недалеко от одной деревни двое юношей откомандированы были за провизией. Они вернулись с хлебом и сыром, пивными бутылками и стаканами, и компания весело расположилась под открытым небом, девушки резали хлеб и разливали пиво, и выглядели празднично и радостно в своих светлых летних платьях. Эмиль, проведший весь день на ногах и без обеда, с голодным рвением накинулся на еду и был веселее всех остальных. Но на этом первом празднике его самостоятельной жизни ему пришлось на собственном опыте убедиться в том, что не все приятное полезно, и что тело его еще не созрело в полной мере для мужских утех. Он позорно опьянел после третьего или четвертого стакана, и на обратном пути в Лахштетен плелся под покровительством своего приятеля, мучимый стыдом и раскаянием. С грустью распростился он вечером с Францем и поручил ему передать поклон товарищам и милым девушкам, которых ему не удалось больше увидеть. Франц Ремпис великодушно подарил ему железнодорожный билет и, глядя из окна вагона на красивый летний пейзаж, в закатных, празднично-ярких лучах, Эмиль испытывал отрезвление от возврата к работе и привычной жизни, и ему казалось, что лучше было бы, если бы можно было день этот вовсе вычеркнуть из жизни. Но четыре дня спустя он от чистого сердца писал своему приятелю:
«Дорогой друг!
Считаю долгом опять выразить тебе мою благодарность по поводу минувшего воскресения. Искренне сожалею о случившейся со мной неприятной истории и надеюсь, что она не испортила тебе и дамам прекрасного праздника. Ты чрезвычайно обяжешь меня, если передашь фрейлейн Эмме мой привет и просьбу извинить меня за этот несчастный случай. Вместе с тем, я очень желал бы знать, какие у тебя виды на фрейлейн Эмму, так как не могу скрыть, что она мне нравится и что я не прочь в будущем сделать ей при случае серьезное предложение. Прошу сохранить это в строжайшей тайне, и остаюсь с сердечным приветом, преданный тебе Эмиль Кольб».
На это Франц написал, что поклон передал, и что члены клуба рады будут вновь увидеть у себя Эмиля. Прошло лето, друзья за все эти месяцы виделись один только раз, в деревне Вальценбах, находившейся на полпути между Лахштетеном и Герберсау и назначенной Эмилем местом встречи. Но истинной радости в этой встрече
