но были обязаны присутствовать на утренней и вечерней проверке.
Если не имелось замечаний по дисциплине, — на выходные получали увольнительные в город. Им даже выдавали на руки немного наличных.
Употреблять крепкий алкоголь «химикам» запрещалось, но в Чехословакии, где даже в столовой при этой стройке из напитков было только пиво, запашок алкоголя можно было свалить на пиво — главное сильно не напиваться.
Душан являлся что-то навроде старшего среди заключённых, ответственного за дисциплину. Кому как не человеку, контролирующему дисциплину в отряде, можно было доверить спиртное? Только он мог правильно и сообразно положению распределить водку среди зеков.
Сначала Душан усомнился в качестве — вдруг палёнка? Сторож налил ему грамм двадцать из своей бутылки, тот подержал водку во рту, прислушиваясь к оттенкам вкуса, затем сглотнул. После одобрительного кивка опять начался торг.
За качество Костя не переживал: от Костуша он знал, что при переносе вино, или другие напитки могли изменить свой вкус, но вот спирт просто становился чище, а так как водка это просто раствор спирта, то в качестве только прибавит.
Рассчитываясь с Костей, заплатил за бутылку по 45 крон (в городских магазинах Жилина «Столичная» продавалась за 60 крон). После рассчёта Душан уходить не спешил, а время от времени пригубливая водку, завёл с Костей разговор.
Оказывается, Душан раньше был водителем — дальнобойщиком и часто ездил в Россию, где, с его слов, даже обзавёлся постоянной подругой, отчего достаточно сносно говорил по-русски.
Именно на контрабанде из России он и погорел: Душан пытался вывести сразу несколько туркменских ковров, за что получил четыре года «химии».
— Ты в нашем университете учишься, или из воинской части? — спросил Душан.
— А вашем университете учатся студенты из России? — удивился Костя.
— Вьетнамцы, кубинцы учатся. Я подумал, может и из России есть, — ответил Душан и продолжил: — Значит получается из воинской части, а отец офицер?
— Да, майор, — соврал Костя и постарался быстрее перевести разговор на другую тему.
Беседа вышла очень познавательной. От Душана узнал, что в Жилина есть магазин «Тузекс», это что-то вроде наших магазинов сети «Берёзка», где продавались различные зарубежные товары за чеки, которые здесь называются бонны.
Сами же бонны можно приобрести с рук, около магазина «Тузекс» по курсу 5 крон за один бонн. Покупать бонны лучше у пожилых женщин: это обычно вдовы призванных в гитлеровскую амию солдат и погибших на фронте. За них ФРГ выплачивало пенсию немецкими марками «по потере кормильца», а Чехословацкое государство эти пенсии выдавало вдовам не в марках, а в боннах.
Помимо вдов гитлеровских солдат, обменом крон на бонны занимаются ещё и цыгане, но, как предупредил Душан, одинокому молодому парню обращаться к ним опасно — могут обмануть, или даже отобрать деньги.
Душан со смехом рассказал об интересной ситуации, сложившейся у них в стране с цыганами: гражданам Чехословакии разрешалось почти свободную посещать социалистические страны, а вот поехать в ту же Австрию, имели право только члены компартии, да и они не без сложностей.
А вот для цыган существовали значительные послабления.
В чью-то мудрую голову пришла идея, что, если выпускать цыган на Запад, то, как все нормальные люди, они больше не вернуться и останутся на «загнивающем Западе», вот только цыгане всегда возвращались, и, мало того, подгребли под себя все валютные махинации, и, конечно, активно занимались контрабандой.
Костю просветили, что хотя дела с цыганами надо вести с осторожностью, однако российские рубли обменять на кроны, или боны можно только у них.
Во время беседы, Душан несколько раз прикладывался к бутылке. Конечно, Костя за свою жизнь, довелось уже неоднократно присутствовал на русских застольях, где всегда, по крайней мере мужчины, наливали себе почти полный стакан водки и залпом выпивали. Душан же со сторожем наливали себе по чуть-чуть, и, в общем, получалось, что выпили-то они совсем немного.
Когда в очередной раз, решили себе плеснуть, неожиданно дверь резко распахнулась и на пороге появился толстый мужчина в чистенькой выглаженной спецовке и с галстуком.
Поначалу, застигнутые врасплох собутыльники, попытались спрятать водку, но разобравшись, кто зашёл вернули посуду на стол.
Вошедший толстяк сразу на повышенных тонах начал выговаривать Душану, тот же молча достал третий стакан и вопросительно посмотрел в лицо говорящему. Не прекращая ругаться, толстяк показал два пальца, а когда налили «на два пальца» прервался, чтобы выпить.
Этим секундным перерывом воспользовался Душан и тоже начал что-то объяснять, опять же на повышенных тонах. Они вместе вышли из сторожки и продолжили спор на улице.
Костя из перепалки кое-что уловил: про «распаднувшуюся», то есть развалившуюся чего-то там, как потом узнал — опалубку под фундамент.
Их спор с полной очевидностью доказал: Костя практически не в состоянии понимать «живую» словацкую речь.
Доносившаяся до Кости перебранка ещё и удивила обилием в «живой» словацкой речи матерных выражений, которые мы считаем исконно русскими.
Кто из этих двух славянских народов провёл этом плане «культурную экспансию»: словаки обогатили русскую речь матом, или наоборот, русские продвинули «наше всё», — сложно сказать, но факт остаётся фактом, и он заставил Костю задуматься о путях взаимообогащения и развития языков.
Спор на улице затих, в сторожке опять появился Душан и спросил: «Будет ли следующая поставка?».
Костя предложил ближайшее воскресенье, однако воскресенье Душану не подходило — выходной день, ну а за доставку водки в будние дни, поручиться уже не мог Костя: конец учебного года — контрольные. Разве только в июне, когда наступят каникулы.
После ухода Душана, сторож взялся помочь бизнесу Кости, и сказал, что может дать адресок одного ресторанчика, где работает барменом его хороший знакомый и тот с удовольствием купит у него всю водку.
Записав карандашом на клочке газеты адрес ресторана, Костя, с опустевшим рюкзаком, вышел из будки сторожа и бодро зашагал в сторону города.
Теперь, отработав «спиртоносом», он имел в карманах кроны, и решил оторваться по полной и погрузиться в потребительскую роскошь загнивающего Запада, а именно, — купить бутылочку Кока-Колы, о чём долго мечтал. Купил, выпил — ну, ничего так, правда ожидал большего.
Следующим номером шло знакомство с деградирующем западным кинематографом.
В кинотеатре он сначала посмотрел фильм Феллини «Восемь с половиной», со словацкими титрами, а затем перешёл в другой зал и посмотрел «Челюсти». На каком языке «крутили» «Челюсти», даже не смог вспомнить: слова в этом шедевре не главное.
Вышел, пошатываясь: у него появилось чувство эмоционального несварения: Феллини и «Челюсти», — словно соединить эклер с килькой в томате.
Впрочем, надолго углубляться и копаться в своих впечатлениях времени не было. Искусство, конечно, важно, но дело
