описать своё состояние в то время. Это была какая-то агония. Если, уезжая с Ромкой, я находилась в эйфории — то, покинув его и осознав, что мне рядом с ним не место, я начала медленно сходить с ума.
Я чувствовала, что должна вернуться. Понимала, что хочу быть рядом со своей семьёй, с дочерью и Вадимом, которых я предала, променяв на десять дней с Ромкой. Я не представляла, что могу сделать, чтобы исправить содеянное, но понимала: я не прощу себе, если не попытаюсь…
И я вернулась.
35
Лида
Если не брать в расчёт воспоминания, мы с Аришкой провели хороший день. После английского пообедали, потом сходили в киношку на новый мультфильм, вернулись домой, я помогла ей с уроками, затем поужинали, заказав большой набор роллов… И всё это время мы разговаривали о чём угодно, только не о моём поступке и нашем разводе с Вадимом.
Его самого дома не было, и я знала, что он вновь вернётся поздно — пошёл в оперу. Вадим вообще любил всякие культурные мероприятия — оперу, балет, театр, выставки в музеях… К кино он тоже хорошо относился, но говорил, что это намного больше лотерея, чем выставка известного художника или классический балет. Те ему понравятся точно, а вот придётся ли по вкусу новый фильм — неизвестно.
— Мам, — вздохнула вдруг Арина, прервав мысли о Вадиме, — а чем этот мужчина, с которым ты уехала, лучше папы?
Я почувствовала себя так, будто дочь выстрелила мне прямо в лоб.
Даже в глазах потемнело.
Вадим знал бы, что ответить в этом случае. И его, конечно, не захватила бы паника, как меня в тот момент.
— Ариш… — я кашлянула, пытаясь собраться с мыслями. — Ничем он не лучше. Я просто была в него влюблена когда-то давно.
Арина понимающе кивнула.
И вновь выстрелила в меня вопросом:
— А папу ты, получается, больше не любишь?
Она уже говорила нечто подобное в прошлый раз, но сейчас интонация была не утвердительной, а вопросительной.
Этот факт можно считать положительной динамикой?..
— Почему ты думаешь, что я больше не люблю папу? — ответила я вопросом на вопрос, стараясь придумать хоть что-то, что удовлетворило бы Аришку.
— Ну, иначе ты не уехала бы от него к другому мужчине. Точнее, от нас.
Я до боли закусила губу.
Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое… То Лиде двухнедельной давности я бы накостыляла так, чтобы она сидеть не могла, не то что куда-то уезжать с Ромкой!
— Ариш, я ошиблась. Понимаешь… любовь бывает разной. Бывает любовь — как болезнь, из-за которой тебе плохо. И ты, с одной стороны, не можешь от неё отказаться, но с другой — болеть ею тебе тоже не нравится… А бывает любовь — выздоровление. Она от всех болезней лечит. У меня к твоему папе такая любовь. Я думала, что вылечилась, но увидела того мужчину — и опять заболела.
Я думала, что сочиняю всё это. Я и правда фантазировала, желая, чтобы Аришка поняла меня и оставила уже эту тему окончательно.
Но… только сказав вот эти слова — «любовь — выздоровление», — я поняла, что они правдивы.
Да и любовь — болезнь по отношению к Ромке, — тоже…
— А-а-а, — протянула Аришка, и мне показалось, что ей понравилось то, что я сказала. — Значит, ты болела… А теперь вернулась к папе, чтобы он помог тебе выздороветь?
— Да, — я кивнула, вновь ощущая, что не вру.
Если бы Вадим меня простил… он бы и правда помог мне выздороветь. От всего. И от Ромки, и от чувства собственной ненужности…
Но он ведь не простит.
— Поняла, — кивнула дочка и ускакала умываться перед сном.
36
Лида
Вадим вернулся в полночь.
Я к этому времени уже почти спала, сидя за кухонным столом. И когда он вошёл, не сразу сообразила, кто я и где нахожусь…
Опомнилась, как только Вадим, вздохнув, прошептал, подходя ближе к столу:
— Лида, ты с ума сошла? Зачем ты сидишь здесь вторую ночь подряд? Иди спать! Если тебе нужно со мной поговорить, написала бы в мессенджер, договорились бы, когда и где.
Я прерывисто вздохнула, ощущая, как глаза непроизвольно наполняются слезами.
— Я не могу.
— Что ты не можешь? — не понял Вадим. Взял графин, налил себе воды в стакан, сделал глоток — и закашлялся, когда я негромко ответила:
— Я не могу открыть переписку с тобой. Моё последнее сообщение тебе… я не могу его видеть.
Вадим молча поставил стакан на стол, и мне показалось, будто муж не знает, что ответить.
Нет, вряд ли. Вадим всегда знает, что сказать.
— Я просто хотела… — я запнулась и закрыла глаза, набираясь смелости. — Хотела извиниться… за утро. Я разозлила тебя, но я хочу, чтобы ты знал — я не пыталась этим тебя вернуть. Честное слово! Я просто… — Я всхлипнула и закрыла лицо руками, чувствуя, как по щекам бегут быстрые мокрые ручейки. — …Я просто увидела тебя и поняла, что соскучилась. Захотела… тебя… А потом осознала, что ты злишься, потому что давно не был с женщиной, и решила предложить… Это не было попыткой добиться твоего прощения, правда!
— Лида…
— Не надо, не говори ничего! — Я уже рыдала. Негромко, но отчаянно и горько. — Не нужно… Я хотела извиниться, и всё… Ты можешь меня не прощать! Да ты и не простишь, я знаю… Но мне нужно было извиниться, я ведь виновата…
Я совсем захлёбывалась слезами, поэтому не слышала, зато ощутила в полной мере, когда Вадим неожиданно сел рядом со мной на диван и… обнял.
Он, наверное, хотел просто слегка приобнять меня — но я тут же прижалась к нему изо всех сил, уткнулась лицом в грудь и… разрыдалась ещё пуще.
Потому что это было невыносимо!
Вадим вроде бы обнимал меня — но казался выточенным из камня. Он даже словно был холоднее, чем раньше…
Он пах моим мужем, самым родным человеком на свете, не считая Аришки, — и в то же время мне чудилось, что в этом аромате есть нотки духов какой-то чужой женщины… Вадим с кем-то познакомился в театре? Или во мне говорит ревность?
Я безумно хотела поцеловать его. Неважно куда — в щёку, в подбородок, в губы, да хоть в пуговицы
