воинами помогли, чем могли. Дальше сельчане должны сами справляться, как и жители других сел, деревень и мелких городов. Кому не посчастливилось оказаться в поле зрения Махмеда и его воинов.
Вот тебе и мирные времена!
Войны нет, но есть разоренные места, где жили мирные люди. Есть погибшие и раненные. Есть семьи лишившиеся не только жилья и средств к существованию, но и родных и близких. Есть лишения и боль…
И видеть эту боль очень тяжело. А быть частью этой боли…
Я и есть эта часть.
И мне очень тяжело возвращаться в то место, где я была любима и счастлива. Кроме Леса и этого домика, где я тоже счастлива, был еще тот уголок земли, куда тянулась моя душа. Там жили самые родные мои люди.
Но вот Махмед и его люди лишили меня этой части души.
Остались лишь воспоминания и открытая рана в душе. Со временем, надеюсь, эта рана затянется, но сейчас она еще болит.
Вот и тяжело мне идти на пепелище родного дома.
Но надо. Там нужна моя помощь. Живым. Да, травка — это тот повод, который я себе придумала, чтобы отправится в Соколки.
А так как идти в Соколки мне было… Мне не хотелось туда идти совсем, а тем более одной и поэтому я была рада, что иду туда не одна.
До места мы добрались быстро.
Село наше еще восстанавливать и восстанавливать.
Я сразу отправилась в дом, где был устроен лазарет. Часть уже выздоравливала и сидели на улице, грелись на солнышке и дышали свежим воздухом. Но были еще и лежачие, кому сильнее от степняков досталось.
— Марфа Васильевна! — приветствовали меня сельчане почтительно, но и радостно
— И вам здравствовать! — улыбнулась им в ответ — Ну давайте рассказывайте и показывайте! У кого что болит?
— Все хорошо! Спасибо тебе! Спасибо, что не оставила нас! Если бы не ты — многих из нас уже и в живых бы не было! Вон Кондрат! Не ты бы, его Зинка уже бы вдовой была, а детишки — безотцовщиной — это все дядька Петр рассказывал
— Да неушто, дядька Петр, ты думал, что я вас брошу? А вот ты что сам то встал раньше времени? Дай ка я твои ожоги осмотрю!
— Осмотришь, конечно! Только ты сперва в избе, тех осмотри. Им нужнее!
— И их осмотрю! Пойдемте все в дом. Специально для этого и пришла.
— Хорошая ты девка, Марфа! Всегда была доброй и отзывчивой! — вставая продолжал меня нахваливать дядька Петр.
Дядьку Петра я всегда любила.
Сколько помню, он всегда был добр к ребятне. Своих детей у них с теткой Агафьей, не было. А он детей любил.
Тетка Агафья тоже всегда была приветлива, но вот с дядькой Петром было проще.
Во время налета степняков, как я поняла, тетка Агафья в лес ходила. Дядька Петр же на реке был, на рыбалке. Увидал с реки, что дым над селом поднимается и кинулся домой. Добрался до села, а там беда такая — горит село.
Вот он и бросился оказывать помощь, как только понял, что в селе что-то не так.
А тут и земля задрожала, кони заржали, люди загомонили.
Сильно разбираться не стал, а сразу к односельчанам на помощь ринулся.
Кинулся помогать к первой горящей избе. Помогал всем чем мог.
Ожоги получил, но продолжал помогать спасать людей и имущество из огня. Говорят, что даже пару степняков прибил.
Спасал детей, прятал и совершенно не обращал внимания на себя. А так как многих вытаскивал из горящих домов, то не трудно представить, что было с ним. Агафья вернулась, когда мы с отрядом Яромира уже были в селе, а села, практически, не было.
Дядька же Петр был в жутком состоянии. Ему я уже помогла и он лежал укутанный в простыню пропитанную мазями.
Ух и голосила же Агафья тогда!
А дядька Петр так на нее тогда шикнул!
Никогда я от него ничего подобного не слышала. И ведь сам был слаб, как новорожденный малыш, но жену заставил рот закрыть и помогать. Удивительный он человек!
Вот и сейчас вошли в избу, где больные были и он меня сразу потянул к тому, кому моя помощь была важнее.
— Нет, дядька Петр! — улыбнулась ему — Давай ка я тебя первого осмотрю! А потом ты мне помогать будешь. Согласен?
— Ну если так, то давай!
Осмотрела его и осталась довольна. Ожоги они такие противные. Затянутся тонкой молодой кожицей, которая еще и чесаться начинает. Неаккуратно можно содрать ее, а потом еще и осложнение в виде гнойника получить.
Вот и у дядьки Петра свежая кожица появилась.
— Чешется? — участливо спросила я
— Ничего! Я терплю, милая! Это не самое страшное. — ответил мне дядька Петр
— Давай ка я тебя мазью намажу и пойдем другим помогать.
— Давай!
Он мне помогал и тут.
Велел мазать себе спину, а сам себе грудь и руки, куда доставал, мазал.
— Так быстрее будет — приговаривал при этом.
А ведь было ему местами больно. Иногда и простая царапина неприятные ощущения вызывает, а тут ожоги!
Тихий, спокойный, работящий мужичек, а сколько в нем силы!
Вместе с дядькой Петром мы обошли всех больных. И он мне «сдал» всех, кто не хотел честно признаваться в своих болях.
Сам же не пожаловался ни разу, но про остальных рассказал все. Зато я смогла помочь всем более эффективно. А то кто-то храбрился, кто-то стеснялся… И толку от этого?
Ох уж эти мужчины, иногда, как малые дети!
И все же все шли на поправку и меня это радовало.
Помимо раненых я еще осмотрела Ясю, младшую сестру моей подружки по юношеским временам, Галинки. Яся была беременна и, на фоне всего случившегося, ходила тяжело. В общем то с ней было все в порядке, но вот успокоительные капельки я ей оставила.
Потом еще бабке Степаниде капельки и растирку от ревматизма дала. Несколько малышей осмотрела.
А еще меня просили посмотреть и коров, и кур, и коз, и поросят….
Прошлась по огородам, постаралась и с урожаем помочь.
Одним словом: день в Соколках прошел очень плодотворно и насыщенно.
На пепелище родного дома не пошла. Не смогла.
Галинка и Яся позвали меня отдохнуть, да чай с пирогами попить.
Мы отправились в общую залу, которая сейчас служила кухней-столовой для всех жителей Соколок.
Бабы и тут дежурили по очереди. Готовили, кормили, убирали. Девчата им помогали.
Пока в Соколках все было общее. Не восстановились еще Соколки.
Но сельчане у
