мы целовались друг с другом, так что, полагаю, я знала, что он находит меня привлекательной, но есть что-то другое в том, чтобы слышать это и видеть, как он смотрит на меня сейчас — серьёзно и немного застенчиво.
Он отводит взгляд.
— Мы посмотрим ещё несколько книг уже чистыми руками, — говорит Лиз, уводя Джека обратно в детскую секцию и оставляя нас вдвоём. На заднем плане тихо звучит «The Christmas Song» в исполнении джазового трио, пока мы с Джонатаном смотрим друг на друга.
— Он очень милый, — тихо говорю я.
Джонатан бросает взгляд на племянника и прячет руки в карманы.
— Он демон хаоса.
Это настолько типично его юмор, такой очевидный уход от темы. Интересно, как часто сухое остроумие скрывало то, что Джонатан на самом деле чувствует.
— Ты любишь его. Он из тебя веревки вьёт.
Он оглядывается в мою сторону.
— Абсолютно несправедливо, между прочим.
— Повезло ему, — шепчу я.
Джонатан не сводит с меня глаз. Музыка джазового трио затихает, когда песня заканчивается, оставляя между нами новую, наполненную смыслом тишину.
Но затем жизнерадостная мелодия «Ocho Kandelikas» разносится по воздуху, дверь открывается навстречу потоку посетителей, и тишина нарушается их приходом.
***
Я завязываю сверкающий серебряный бант на пакете из переработанной бумаги с логотипом «Книжного Магазинчика Бейли», когда чувствую за спиной Джонатана, большого и тёплого, пахнущего древесным дымом и рождественскими ёлками.
Мой клиент тоже чувствует его и выглядит немного устрашённым.
— Спасибо вам за покупку, — радостно говорю я, кладя чек в пакет. — Не забудьте налить себе бесплатный горячий напиток, прежде чем отправитесь на улицу, и счастливых праздников!
Я оборачиваюсь и сталкиваюсь с Гринчем позади меня. Он хмурится.
— А ну-ка подними уголки губ в обратную сторону, Джек Фрост.
Он хмурится ещё сильнее.
— Ты хоть на секунду присела с тех пор, как магазин открылся?
Я морщу нос, размышляя.
— Может быть?
— Ешь, — он кладёт на стойку шоколадное печенье с леденцовой крошкой, берёт меня за локоть и усаживает на табурет. — И выпей это, — он указывает на большую кружку воды со льдом.
— Вау, — я уже жую печенье. Вкус просто райский. — Это невероятно.
Он натягивает вежливую почти-улыбку для следующего покупателя, чьи книги он начал пробивать в кассе, и говорит через плечо:
— Да даже картон был бы невероятным на вкус после того, как ты так долго не ела.
Меня наполняет тепло.
— Ты за мной присматривал?
— Непременно, — он начинает сканировать следующую стопку книг. — Ты не упадёшь в обморок и не оставишь меня одного в этом адском море блесток.
Я фыркаю от смеха.
— Да ладно тебе, Фрост. Всё не так уж плохо.
Он выгибает бровь, вставляя карточку клиента в считывающее устройство и бросая на меня строгий взгляд.
— Пей свою воду, Габриэлла.
— Раскомандовался, — бормочу я в кружку, прежде чем осушить её залпом.
В ответ я слышу бурчание.
— Вот ты где! — голос Элая раздаётся прямо у меня за спиной. Я оборачиваюсь и вижу его, стоящего плечом к плечу с Люком и Джун.
— Посмотрите на вас двоих, — говорит Люк, счастливо вздыхая, любуясь Джонатаном и мной. — Портрет профессионального блаженства.
Джонатан бросает на своего друга убийственный взгляд, в то время как мы с Элаем здороваемся, обнимаясь. Прежде чем я успеваю разобраться, что именно происходит, Джун тоже обнимает меня.
— Магазин выглядит великолепно, — говорит она.
— Спасибо, — шепчу я, обнимая её в ответ. — Эм. Итак, — я прочищаю горло, когда мы отстраняемся, и показываю большим пальцем через плечо. — Не расчленяй его, но это Джонатан Фрост. Джонатан, это моя дорогая подруга Джун Ли.
Джун медленно поднимает на него взгляд, и это настоящее путешествие, учитывая, что в хороший день Джун ростом где-то 157 см, а Джонатан выше её на тридцать с лишним сантиметров. Она бросает на него бесстрастный взгляд, поджав губы.
— Хм, — говорит она.
— У нас перемирие, — говорю я ей уголком рта. — Помнишь?
Элай вздыхает.
— Джун. Будь паинькой. Праздники же.
— Какой вздор, — бормочет она.
Джонатан выгибает бровь.
— Это моя реплика.
Губы Джун подёргиваются. Она сдерживает улыбку.
— Лишь бы ты обращался с ней как с королевой, — бормочет она, протягивая руку.
Джонатан берёт её и крепко пожимает.
— Стараюсь изо всех сил.
— Он был настоящим сокровищем, — говорю я ей. — Он принёс мне печенье и водичку.
Джун кивает.
— Я одобряю. Она забывает заботиться о себе.
— Видишь? — говорит мне Джонатан раздражающе торжествующим тоном.
— Эй, — я перевожу взгляд между ними. — Иногда я увлекаюсь. Я не забываю заботиться о себе.
— А как тогда назвать то, что ты не ешь шесть часов подряд, Габриэлла? — Джонатан складывает руки на груди. — Мм?
— Поверь мне, — говорит Элай. — Мы знаем об этом всё.
— Так, всё, — я спрыгиваю с табурета и запихиваю в рот остатки печенья. — Хватит этого вашего флэшмоба «Сговоримся против Габби». Я забираю Джун на экскурсию по магазину.
Элай надувает губы.
— А как же я?
Я игриво пихаю его плечо.
— Ты уже видел всё на автограф-сессии. Иди поброди со своим милым. О, и Фрост.
Джонатан пристально наблюдает за мной.
— Ди Натале.
— Даже не пытайся украсть мои продажи. Пробей их по-честному, обещаешь?
Его губы приподнимаются в легчайшем подобии улыбки.
— Слово скаута, Габриэлла.
— Вот и хорошо, — таща Джун за собой по коридору, я выволакиваю её наружу, в переулок, и захлопываю за нами дверь.
Джун хмурится.
— Я думала, у меня экскурсия.
— Я паникую.
Её глаза распахиваются шире.
— Хорошо, — медленно произносит она. — Из-за чего?
— Из-за Джонатана. И Мистера Реддита. Это как… мой мозг — гигантский узел перепутанных рождественских гирлянд, и я не могу сказать, что для кого зажигается, и я чувствую себя виноватой, потому что как будто предаю Мистера Реддита, и я боюсь насчёт Джонатана, потому что всё это так ново — дружить с ним, но почему-то это совсем не кажется новым, и я странно счастлива рядом с ним и…
— Ого, — Джун кладёт руки мне на плечи и сжимает. — Глубокий вдох, Габби.
Я втягиваю воздух.
— И выдох, — спокойно говорит она.
Я выдыхаю.
— Хорошо. А теперь, — она рывком открывает дверь и втаскивает меня обратно внутрь. — Там холодно, как в яйцах у Сатаны. Пойдем поищем кладовку, чтобы поговорить.
— Но в аду жарко.
— Согласно Данте, нет, — бормочет Джун, ведя меня впереди себя. — Найди кладовку, ладно? В ад по Данте Сатана замёрз по пояс, его крылья яростно бьются, но, по иронии судьбы, это только удерживает озеро замёрзшим. Самый внутренний круг ада — это самосаботаж… и яйца, которые представляют собой глыбы льда.
— Ух ты. Я забыла об этом, — я открываю
