Бае пояс этот напоминал. При свете солнца и звёзд отблескивал, в кромешной тьме холма ночницу не подпускал; снимал его Вран, лишь в сменную рубаху со штанами переодеваясь, — их уже Вран сам раздобыл, без помощи юных лютов. В деревню родную пробирался, то тут, то там всё необходимое прикарманивал из ближайших домов — и поесть, и попить, и побриться, и бересту с летописями лютьими осветить. Не слишком просто это было — на ушах вся община после кражи шкур обрядовых стояла, — но Вран быстро освоился. Были у него свои способы.
— Наверное, всё-таки помощь ему твоя нужна, — снова заговаривает Зима, и Вран, погрузившийся в свои мысли, вздрагивает от неожиданности. — Не ровен час сам так в болото провалится…
Сивер вдалеке и впрямь совсем уж небезопасно по трясине за Рыжкой разошедшейся скачет, даже под ноги себе не глядя. Впрочем, Вран уверен: преувеличивает Зима. Волчье чутьё Сивера никогда не подводило — сколько уж раз вот так на глазах у Врана он прыгал и ни разу не сорвался.
Сколько уж раз…
— Да нет, — повторяет Вран. Когда же Зиме сидеть здесь надоест? Неужели так до конца с ним куковать и будет? — Этот — не провалится. А даже если и провалится… нас здесь не было, мы ничего не видели.
Хихикает Зима. Постоянно она над словами Врана хихикает — но не тот этот смех, который он хотел бы услышать. Не от той.
— Как же без знахаря мы будем? — не успокаивается она, снова с улыбкой в глаза ему заглядывая. — Учили-учили его, мучили-мучил… ой.
И какое-то странное выражение на её лице появляется. Недавно на Сивера во время очередной гонки за Рыжкой птица, домой в стае возвращающаяся, в полёте нагадила — вот что-то в этом роде. Кислое, как молоко испорченное, — и взгляд таким же кислым становится да куда-то за вранову спину уходит.
Только не Солн. Пожалуйста, земля-матушка, небо-батюшка, волк-братец, волчица-сестрица… только не он. Если Солн сейчас Врана здесь за уши поймает, да ещё и в обществе Зимы, то Вран может смело все свои огарки свечные с одеждой сменной из холма забирать да на вечный свободный выгул в лес отправляться — и там уже время с кем угодно в своё удовольствие проводить, хоть с русалками, хоть с лютами молодыми, хоть с Чомором самим — только от дома лютьего подальше.
Вран быстро в сторону её взгляда поворачивается. С пяток отговорок лихорадочно придумывает, и шестая уже на подходе — но в следующий миг все отговорки эти со свистом из головы его вылетают.
Потому что не Солн к ним среди деревьев оттаивающих пробирается.
Бая.
Вран сначала глазам своим не верит. Моргает раз. Другой. Третий. Быстро местность справа от Баи осматривает, слева, сзади — не идёт ли за Баей Лесьяра с ликом равнодушным, чтобы Врану сказать: ну нет, дорогой, это уже слишком, совсем ты обнаглел, катись-ка ты отсюда куда подальше.
Нет, никакой Лесьяры нет. Вообще никого больше нет. Только Бая.
Бая, на которую Вран как в первый раз смотрит.
Кажется, не так много времени с их последней встречи прошло — но забыл уже Вран, как она на самом деле красива. Забыл, какие волосы у неё густые, забыл, какие черты лица тонкие, как изящно брови чёрные над глазами тёмными взлетают, когда видит она или слышит что-то неожиданное.
И, похоже, неожиданное это Бая прямо сейчас увидела: скользит её взгляд по Врану, потом — по Зиме, и так на Зиме и останавливается.
Ни на каплю неувереннее её походка не становится, идёт Бая к ним так, словно давно уже в права свои наследственные вступила, и не дочь перед ними главы племени, а сама глава воочию. Прямая у Баи спина, лёгкий, быстрый шаг; Зима медлит немного — и на ноги так же быстро вскакивает, в знак приветствия голову склоняя.
А Вран так на месте и сидит.
Судя по всё более раздражённым возгласам Сивера, он и вовсе сестру не замечает.
И это, наверное, хорошо.
— Зима, — задумчиво произносит Бая, приблизившись. Тоже Зиме кивает, на Врана больше не глядя. — Да найдёшь ты в лесу всё, что ищешь в нём. А что ты, кстати, ищешь?..
Забыл Вран, и как голос её звучит. Отслушал Вран уже десятки песен птичьих, приход весны приветствующих, журчание первого оттаявшего ручья услышал, звон капель, на лёд хрупкий падающих, — и теперь с уверенностью сказать может: совершенно всё это голосу Баи проигрывает.
— Я… — тянет Зима. — Старший меня послал…
Да уж, а вот Зима явно над оправданиями не задумывалась.
— Сиверу с русалкой помочь? — склонив голову набок, предлагает Бая.
Выбивается из-за уха прядь волос её, на щёку падает. Что-то необычное в лице Баи появилось; Вран не сразу понимает, что именно — а как присматривается, улыбки удивлённой сдержать не может.
Веснушки. Тёмные, редкие, не такие, как у Латуты, у которой ото лба до подбородка всё ими засыпано, — ладные, нос с щеками мягко покрывающие, к губам спускающиеся — да так там и растворяющиеся.
Зима косится на Врана. То ли помощи от него ждёт, то ли недоумевает, почему Вран на губы Баи уставился. Дрогают уголки этих губ — но спокойно Бая продолжает к Зиме обращаться, всё ещё Врана даже беглым взглядом не удостаивая:
— Не знала я, что Радей Сиверу помощников теперь ищет. Помнится, говорил он, что Сивера одного эта задача, даже меня бранил, когда узнал, что Сивер мне Рыжку показывал. Весна ему, что ли, в голову ударила?
Молчит Зима, плечами неопределённо пожимая. Насмешливым взгляд Баи становится.
— Как-то… пересеклись, — невнятно Зима отвечает. — Получилось так.
— Бывает же, — Вран не удерживается.
И тут же испуганно Зима в него глазами стреляет: дурной, что ли, зачем рот перед дочерью Лесьяры открываешь?
— Весна всегда свои порядки устанавливает, — невозмутимо Вран продолжает, на Зиму внимания не обращая. — Тянет всех куда-то, тянет к кому-то — так и в нашей деревне было. Глазом моргнуть не успеешь, а все уже не по своим местам разбросаны. Кто с кем, кто к кому. Иногда таких людей неожиданных в таких местах внезапных встречаешь — диву даёшься. Непредсказуемая пора.
Ещё шире, ещё испуганнее глаза Зимы становятся.
А Бая роняет, с неподдельным любопытством кору дерева разглядывая, к которому Вран спиной прислонился:
— Ужели кто-то сам с собой от одиночества разговаривать начал? Да, трудно это, когда столько лиц вокруг, а ни одного даже поприветствовать не можешь. Воля для этого великая нужна.
— Лучше и не скажешь, — Вран покладисто соглашается. — Диво,
