и я попросил подобрать несчастную скотиняку.
— Эге-гей! Быстрее! Быстрее гони, старый кожаный пень! — орал он во всю собачью глотку, хватая пастью воздух.
Валентиныча забавляло такое обращение, он ржал всю дорогу и подкармливал псину конфетами.
— Ты какого хрена за мной поперся?
— От поганых кошек буду тебя защищать, хозяин!
Опять он за свое. Просто любит кататься и конфеты жрать, а продолжает петь уже поднадоевшую песенку про «поганых» кошаков.
— Со мной ты не полетишь. Домой вернёшься.
— Ну, хозя-я-я-я-и-ин! Хозяин, хозяин, хозяин! Возьми меня! Хозя-и-ин! — подвывал Стив.
Зря я пошел у него на поводу. Не могу долго держаться, когда он начинал так бесяче канючит. Теперь думает, что это его ключик. Я не выдержал и заявил ему, что на борт самолета его не возьму, но если хочет, пусть летит снаружи.
Стивен дулся, Марина его успокаивающе гладила, Валентиныч дал ему «самую вкусную», по его словам, конфету, а дедок Молох лишь улыбался. Что ж, пусть расскажет своим господам историю о «жалком клоуне-Ахматове», у которого нужно срочно забрать жетон организации. Думаю, он так и сделает. Надеюсь, что меня при этом не уберут за ненадобностью.
Мы сели в самолет, и Стив пропал из виду. До усадьбы километров двадцать. Уверен, он найдет дорогу домой.
Я задернул шторку иллюминатора и провалился в сон. Лететь больше четырех часов. Так сладко спал, что пропустил обед. Не люблю я долгие перелеты. Жизнь — это движение, и если ты остановился, жди беды. Проморгавшись ото сна, оглядел салон — умиротворяющая тишина. Открыл шторку, чтобы полюбоваться видом сверху, а там… Стив.
Лыбящаяся морда напрочь заледенела. Язык свисает в сторону и на его кончике висит длинная такая сосуля. Сердце беспокойно екнуло. Все-таки прикипел я к собакену, несмотря на то что иногда крыл его матом.
Известно, мы в ответе за тех, кого приручили. Чуть позже я расслабился, потому как морда у него была довольная, и это при минус шестьдесяти за бортом. Все же он был необычным псом, а сейчас это вновь доказывал. Я обернулся назад, разбудил Марину, и открыл ей шторку. Посмотри, мол, какая красота.
— Мать его за ногу! — перепугалась Карелина при виде реющих на ветру бубенцов Стива. Дед Молох только засмеялся скрипучим смехом.
— Дур-рак! — и снова закрыла шторку.
Приземлились мы штатно. Немного заторможенная псина свалилась с крыла самолета, отряхнулась и пошла следом. В аэропорту нас встретил наемный транспорт в количестве трех единиц, и прямо с трапа мы поехали в деревню Малая Сыя — родину Карелиной, до которой еще нужно было пилить километров двести.
Всю дорогу я смотрел в окно. Какая завораживающая красота! Эти места издревле считаются местами силы. Удивительно ровная дорога вела через степи, огибала небольшие холмы. Марина то и дело срывалась с места, чтобы показать нам очередной курган с менгиром. Она рассказывала легенды о древних воинах, об их подвигах. Хорошо знала происхождение здешних топонимов. Признаться, слушать ее было весьма интересно.
Холмы сменялись степями, степи — озерами. Пейзажи не повторялись. Мы видели мчащиеся табуны коней, радующихся свободе. Вид быстро бегущих коней напомнил мне о быстротечности времени. А пыль оставляемая копытами оставляет лишь воспоминание о них. Ну да хватит на сегодня метафор.
Вскоре мы достигли села Ефремкино и картинка сменились. Перед нами возвышался горный хребет, поросший дремучим хвойным лесом.
— Здесь сигнал связи еще есть, дальше уже не будет, — сообщила Карелина.
Во время получасовой остановки, я сделал несколько важных звонков, а Марина тем временем опустошила полки местных магазинов, забив под завязку три багажных места и еще парочку пакетов положила в салон. Я с недоумением наблюдал это: в какую же Тмутаракань мы едем, если она купила даже спички?
Когда дела были сделаны, мы отправились дальше. Путь вел по извилистой горной дороге, где с одной стороны возвышались исполины-горы, грозясь обрушить валуны скальника нам на головы, а с другой — бурная речка Белый Июс.
* * *
— Ну, здравствуй, доченька родная, — со слезами на глазах троекратно расцеловала Марину низенькая женщина. — А красивая-то какая стала!
Мы переглянулись с Егором. В наших глазах застыл немой вопрос: и это мама Карелиной? Женщина была чистокровной хакаской: узкие миндалевидные глаза карего цвета, круглое лицо свежее, свободное от морщин. Черная, как смоль, копна густых волос, перевязана лентой. Полная противоположность нашей Марине.
— Астай, выходи из дому! Мариночка приехала! — крикнула она сторону избы.
С визгом и криками из избы вывалилась толпа детей разного возраста и облепила Карелину. Я насчитал человек восемь. Старшему на вид не больше двенадцати, младшей — годика три. Следом за ними в дверном проеме появился сухонький мужичок в распахнутой фуфайке (летом!) и карамультуком за плечом. Увидев Марину, он расплылся в улыбке, открывшей щербатый ряд зубов.
Я еще раз оценивающе осмотрел их хибару. Нет, тут без магии никак. Не могла она вместить такое количество людей. Расцеловав каждого и взяв в охапку двоих малышей, растроганная девушка наконец заговорила:
— Позовете в дом или так и будем стоять?
— Ой, а чего это я? — спохватилась женщина, — заходите в дом, гости дорогие.
Я скользнул взглядом по своей свите, остановив ненадолго взгляд на молчаливом Молохе и Стиве, что валялся в экстазе на спине, обласканный детишками.
— Командир, мы здесь останемся, — засмущался Егор.
— Я тоже, — сказал Молах.
— Никаких «тоже»! — возмутилась женщина, — всем места хватит.
Ухватила старика за руку. — Совсем уже старость не уважаете! — в довесок бросила укоризненный взгляд на меня и такой же на Марину.
Дружной толпой мы зашли внутрь. Вместе с нами прошмыгнул и Стив, подонок этакий. Но хоть молчал, и за это спасибо.
Дом немного врос в землю и снаружи казался ниже. Но внутреннее убранство, к нашему на удивлению, оказалось современным. Здесь была и плазма, и добротная новая мебель. Посередине избы стояла большая русская печь, и над ней широкая лежанка. Я представил, как тепло на ней в холодные зимние дни. Марина провела в этом доме все свое детство. В этом теплом и уютном доме. В этой дикой и суровой красоте. Даже немного позавидовал ей.
Марина уловила мой взгляд и стыдливо опустила голову. Чего стыдиться? Люди, оторванные от цивилизации, были счастливы.
Мы уселись за длинный широкий стол, щедро уставленный едой. Я не разбирался в местной кухне и не знал названий, но мяса здесь было очень много. Вареное, жареное, соленое, и в нескольких «агрегатных» состояниях.
Передо мной поставили широкую плоскую тарелку, и хозяйка щедрой рукой наложила мне всего понемногу, а кружка наполнилась тягучим напитком, от которого пахло терпкими травами.
За столом все сидели чинно.
