— Связанных со свадьбой, да? — Поль прислонился к двери и обнял Уллу за талию. — Поедешь искать подвенечное платье?
— Нет, — сказала она, сопротивляясь физическому влечению. — С этим можно не спешить.
— А жаль. Будь моя воля, мы поженились бы сегодня.
Ничего, когда услышит, что она сделала, у него быстро пропадет охота. Не будет знать, как от нее избавиться…
— Милая, ты все еще выглядишь усталой. Плохо спала?
— Да. — От его нежного тона у Уллы сжалось сердце. Она сама не знала, какое чудо помогло ей сдержаться.
— И я тоже. — Он зарылся лицом в ее шею. — Мне хочется, чтобы ты была рядом.
Улла крепко зажмурилась, пытаясь не дать воли слезам. Черт возьми, у нее есть причины ненавидеть Вальдонне, но она продолжает желать его. Мысль о том, что они больше никогда не займутся любовью, повергала ее в отчаяние.
Поль отпустил ее и отстранился. Его улыбка была не такой уверенной, как прежде, взгляд стал более тревожным.
— Улла, между нами все по-прежнему, верно?
Она с величайшим трудом взяла себя в руки.
— Все осталось так же, как было вчера вечером, — сказала Улла. Как можно дожить до двадцати семи лет и не понять, что правда убивает?
Поль всегда гордился своим умением отделять профессиональное от личного. Но сейчас он то и дело отвлекался от важнейшей экономической проблемы и не мог отделаться от ощущения, что на его семейном фронте не все ладно.
Хотя с виду все осталось прежним, однако что-то изменилось. Произошло маленькое землетрясение, слишком незначительное, чтобы оценивать его по эмоциональной шкале Рихтера. Но все слегка сместилось со своих мест, и интуиция подсказывала Полю, что без разрушений не обошлось. В конце концов он плюнул на последнее заседание, поменял билет и вернулся на виллу в шесть часов вечера.
— Где все? — спросил он Ирен, с которой столкнулся в коридоре.
— В детской. Если у вас есть хоть капля разума, бегите туда со всех ног, — мрачно буркнула она.
Не успел Поль спросить, что это значит, как экономка исчезла на кухне и захлопнула за собой дверь. Но сказанного было достаточно, чтобы подозрения Поля превратились в железную уверенность. Бросив дипломат и спортивную сумку у дверей кабинета, он понесся наверх, шагая через три ступеньки.
Без стука ворвавшись в апартаменты Уллы, он побежал в детскую. Хотя в гостиной все оставалось на своих местах, но комната выглядела по-другому.
— Улла? — Беспокойство Поля усилилось еще больше. Ему хотелось поскорее обнять невесту и самому убедиться, что все в порядке.
Но Уллы там не было. Зато был кое-кто другой. И тут Поль понял, почему стоило войти в дом, как у него волосы встали дыбом.
— Какого черта ты здесь делаешь? — рявкнул он.
— О боже, Поль! Неужели ты не рад мне? — спросила Юлия, мирно качавшаяся в кресле и державшая на руках Хельгу. — Как тебе не стыдно?
— Отвечай на вопрос. Зачем ты приехала?
— Конечно, чтобы забрать дочь.
Наверно, у него отвисла челюсть, потому что Юлия продолжила:
— Милый, не понимаю, почему это стало для тебя таким потрясением. Неужели ты и впрямь думал, что я позволю украсть у меня ребенка?
— Я вообще не думал о тебе, — бесстрастно ответил он. — И не думаю.
— Значит, ты недооцениваешь материнскую любовь. — Юлия улыбнулась, и Поль удивился тому, что когда-то считал ее привлекательной. Она была твердой как гвоздь и бесчувственной как кирпич. — Я слышала, что ты хочешь начать судебный процесс об опеке над ребенком.
— Кто тебе сказал?
— Я, — ответила Улла.
Поль стремительно повернулся и увидел, что она стоит в двери ванной, бледная как смерть.
Прозвучал смех, режущий, как осколки стекла на каменном полу.
— Поздравляю, сестричка! Я не знаю второго человека, который сумел бы так ловко подставить ему ножку!
— Заткни пасть! — прорычал Поль. Мир вокруг рушился, и все же он испытал злорадное удовольствие, когда бывшая жена съежилась в кресле-качалке. Но это чувство быстро прошло. Он повернулся к Улле и задал единственный вопрос, который имел значение. — Почему?
— Потому что ты не оставил мне выбора.
— Выбора? О боже, Улла, я думал, ты любишь меня!
— Если так, то в дураках остались мы оба. Я тоже думала, что ты любишь меня.
Выбитый из колеи Поль только руками развел.
— Не знаю, что я сделал… Почему ты сомневаешься в этом?
— Тогда дай объяснить.
— Не здесь. — Он кивнул в сторону Юлии. — Не при ней. Мы обсудим это с глазу на глаз.
Она пожала плечами и пошла в гостиную. Поль проследовал за ней и вдруг понял, что именно там изменилось. Она собрала вещи. У дверей стояли два чемодана.
— Ладно, — сказал он. — Выкладывай.
— Я слышала, как ты сказал Эме Мийо, что хочешь отсудить у Юлии Хельгу.
У него бешено заколотилось сердце, но он постарался не выдать своего возмущения.
— Ты думаешь, что я не имею на это права?
— Меня это не волнует. Развелся ты с Юлией или нет, не имеет значения. Она все еще моя сестра. И всегда будет ею. И я не стану молчать, когда ты, действуя за ее спиной, пытаешься отнять у нее ребенка.
— Если ты осуждала мои действия, то почему не сказала этого прямо?
— Потому что знала, каким ты можешь быть убедительным. — Она попыталась засмеяться, но пришлось закусить губу, чтобы не заплакать. — Ты сумел уверить меня, что любишь, сумел вкрасться мне в доверие, а на самом деле думал только о том, чтобы использовать меня.
— И как ты пришла к такому дурацкому выводу?
— Ты хвастался, что теперь, когда я полностью на твоей стороне и буду свидетельствовать в твою пользу, выигрыш тебе обеспечен. Только не говори, пожалуйста, что я дура и неправильно тебя поняла.
— И не думал.
Улла прищурилась и со свистом втянула в себя воздух.
— Ты даже не собираешься отрицать это?
— Моя дорогая, можешь считать меня злодеем, но я не лжец. Ты правильно поняла семьдесят процентов подслушанного. А что касается остальных твоих обвинений насчет любви и доверия… — Он щелкнул пальцами. Им овладел лютый гнев. — Зачем тратить время на объяснения, если ты предала человека, за которого собиралась замуж? Мне не нужна такая женщина. Вполне достаточно одной!
— Знаешь, что тебе нужно? — Она подошла к письменному столу и что-то достала из ящика. — Собака, которую научили слушаться твоих приказов и не задавать вопросов. Когда найдешь такую, повесь это ей на шею. Или прибереги для следующей дуры, которая клюнет на твое латинское красноречие.