богам». Рядом остались следы старого кострища.
Всё это выглядело так, будто тут побывала толпа вандалов, но Бога Гор разруха не смущала — он улыбался, радуясь, что вернулся домой.
— Мозарт дома, — всё повторял он и с любовью оглядывал разорённое людьми гнездо, которое они сами когда-то для него и построили.
Я подошёл к поваленному алтарю и ухватился за его край, чтобы поднять. Мозарт помог мне, и мы вместе поставили алтарь ровно — как и должно быть.
Ладонь Бога Гор легла на пыльную крышку, прямо на надпись «Смерть богам», а потом он вытянул свой лук из колчана и положил на изуродованный алтарь.
Противоположная стена гнезда замерцала даже через пятна грязи и плесени. И только сейчас я заметил, что на ней есть рисунок.
Огромный золотой ястреб, расправивший крылья.
— Мозарт, Бог Гор, — прошептал Мозарт, глядя на стену.
Я буквально физически ощутил, как тоска разрывает его, как ему хочется свободы, но попросить её он не в праве.
— Мозарт, — повернулся я к нему, — ты обязательно будешь свободен. Когда война закончится, ты будешь свободен. Клянусь, я отпущу тебя. И мы приведём твоё гнездо в порядок.
Он повернул голову и посмотрел мне в глаза.
— Мозарт верит хозяину. А хозяин верит Мозарту?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что я растерялся.
«И куда это он клонит?» — занервничал Годфред.
Ответить я не успел — пол под ногами задрожал, лужи покрылись рябью, будто затряслась сама гора…
Книга 3
Эпизод 12
Стены гнезда задрожали и выдохнули из щелей пыль.
Земная тряска начала набирать силу, алтарь заходил ходуном, готовый снова завалиться набок.
Сначала я подумал, что это происходит из-за того, что Мозарт явился в своё гнездо, но он вдруг с тревогой ухватил меня за плечо, до боли сжал и навис надо мной:
— Мозарт хочет, чтобы хозяин освободил его прямо сейчас!
Его глаза засияли так ярко, что пришлось сощуриться.
— Нет! Никаких «сейчас»! — отрезал я.
А стены вокруг нас затряслись ещё сильнее. Несколько факелов повалились со стен и плюхнулись в лужи, где с шипением погасли.
— СЕЙЧАС! ХОЗЯИН! — Мозарт сжал моё плечо сильнее.
Он не просил — он требовал освободить его.
«Всё плохо, чувак! Всё очень хреново! — Годфред так занервничал, что по моему телу с треском пронеслись синие молнии. — Мозарт хочет свободы не просто так!».
Бог Гор склонился ко мне ещё ниже, слепя светом своих золотистых глаз.
— ДАЙ МОЗАРТУ СВОБОДУ! ОН ВСЕХ СПАСЁТ!
Алтарь всё-таки упал.
Он рухнул и раскололся надвое, загремев так громко, что меня бросило в жар. Весь храм зашатался, с прохудившейся крыши хлынули потоки воды, по стенам с гулом побежали трещины. Завоняло тиной и нечистотами, а потом из щелей в полу и стенах брызнула чёрная вонючая жижа, будто вся гора вместе с храмом рухнула и захлебнулась в выгребной яме.
«Дерьмом воняет! — заорал Годфред. — Кажется, я знаю, кто это устроил!».
Вот теперь стало ясно, что это делает не Мозарт, а кто-то другой. Бог Гор не стал бы разрушать свой собственный дом и заливать его нечистотами.
Я рванул к выходу, чуть не поскользнувшись на чёрной луже, с силой распахнул тяжеленные двустворчатые двери и выскочил на крыльцо. За мной выбежали и два морфи-слуги.
Да, так и есть.
Везде творился хаос. Ночь мерцала вспышками отбивающихся магов Кэйнича, а вся гора сочилась чёрной жижей. Та текла и брызгала отовсюду, будто это была не гора, а вулкан — только вместо лавы из него вырывались нечистоты.
Охранных идолов не было видно вообще. Высокая трава полегла, смешавшись с грязью, а та всё текла и текла, изрыгаемая из ям и трещин горы. Земля продолжала трястись, а вонючая жижа била из неё, как кровь из перерезанных артерий, гейзерами заливая всё вокруг.
Вонь стояла невыносимая, аж глаза слезились.
— Что за… херня⁈ — выдохнул я, задерживая дыхание.
«Мужайся, пацан, — мрачно бросил Годфред. — Это атака одного из Солнечных. Точнее, не его самого, а лишь его смрадных грувимов. У Бога Земли с чистотой всегда было плохо».
От ещё одного земного толчка нижнюю ступень крыльца с треском вывернуло, а потом я увидел одного их тех самых грувимов. Это был… хрен знает, кто это был — такое существо даже в кошмарах сложно было представить!
Он вылез прямо из ямы с землистой кашей у крыльца.
Сначала поднялась его башка, вытянутая, как кожистый цилиндр, без глаз, зато с тремя дырами ноздрей, а вместо рта у него торчал пучок склизких зелёных щупалец. Будто в пасть ему сунули осьминога, но тот застрял головой.
Потом показалось тело, покрытое слоем брони из мелкой чёрной гальки. Казалось, эту тварь покрывают миллионы крупных бисерин. По ним текла чёрная жижа, глазурью покрывая гальку. Он был похож на монстра в шоколадном фондю, только вонял не какао… прям далеко не какао.
Ну а потом чудовище вытянуло руки.
Худые, длинные, с крючковатыми лапами-лопатами. Но я бы назвал это костяными ковшами, похожими на мини-экскаваторы.
Тварь поднялась над крыльцом во весь свой рост, а он был метра под три. Ну а потом за его спиной поднялись ещё двое чуть поменьше. Все трое изогнули спины и наклонились в мою сторону.
Я шагнул назад и уже собрался призвать косу, как вдруг главный грувим раскрыл пасть со щупальцами, дыхнул на меня землистой вонью и тягуче прошептал:
— Пош-ш-шли с на-а-ами, Ангел Сме-е-ерти… А-а-артазар ждёт тебя-я-я…
«Фу, какой благоухающий посланник, — содрогнулся Годфред вместе с моим телом. — Неужели Артазар не мог прислать на переговоры того, кто моется хотя бы раз в год?».
За моей спиной в этот момент стояли два морфи с мечами и ждали приказа атаковать, но я не торопился. Вместо этого шагнул вперёд, ближе к пасти первого грувима, медленно вытянул правую руку в сторону и ответил:
— Никто никуда не пойдёт. И ты тоже. — Остальное я выкрикнул уже своим морфи: — Убить его помощников!
Морфи кинулись на грувимов.
В то же мгновение в моей ладони появилась коса.
Размашистый удар — и оружие вонзилось точно в пасть со щупальцами, прожарив их молниями. В меня брызнула чёрная жижа нечистот, будто из шланга дерьмом окатили.
С чавканьем клинок вышел из башки чудовища, а следующий удар — точно туда же, только глубже — добил грувима. Тот вздрогнул в агонии и рухнул в яму у крыльца. Только это оказалось не всё — его броня из гальки градом осыпалась с его туши, завалила землю и застучала по вывернутым ступеням крыльца, а потом… полопалась и потекла липкой смолой.
Вот мерзость…
Я и без того стоял весь облитый смрадной глазурью. Но всё, что навалилось на меня потом, было ещё хуже. Липкая смола собралась у моих ног и буквально полезла снизу, как живая. Обхватила обе ноги, скрутила и потянула с крыльца на землю — в ту же яму, где лежал сейчас труп грувима.
Его туша уже погружалась в тёмную кашу земли и сгнивала на моих глазах.
«Познакомься с проделками Бога Земли, — невесело сказал Годфред. — В земле сгнивает всё. Она рождает и забирает обратно, а потом… снова рождает. Заметь, кстати, что душу у этого мёртвого грувима ты забрать не сможешь, потому что он перерождается моментально».
Будто подтверждая его слова, труп грувима полностью погрузился в жижу, источая невыносимый запах гниения, а буквально через несколько секунд из той же ямы вылез другой грувим.
Точно такой же.
Или тот же самый, хрен разберёшь. Возможно, он даже помнил, что я ему сказал. А может, не помнил.
— Всё равно пойдёш-ш-шь с на-а-ами… — прошипел монстр (значит, помнил).
Липкая смола всё больше окутывала мои ноги, облепив их уже до середины бедер. Я махал косой, пытаясь перерубить ловушку, но клинок лишь вяз в вонючей клейкой субстанции, но не резал её.
Ах ты ж дерьмо! Во всех смыслах!
У крыльца сражались два моих морфи, и если б не они, то на меня навалились бы ещё два грувима, но им было не до того. Морфи с усердием самоубийц схватились с врагом. Им сказали «убить» — вот они и бились, пока не выполнят задачу.
Как следует сматюгавшись, я убрал косу и вытянул меч, пока и его не залепило смолой.
Меч был уже заряжен. Причем на полную катушку мага второго яруса мастерства — то есть на все десять душ. Значит, у меня имелось в запасе десять ударов.
Я вспомнил всё, чему меня учили
