фаронов отобрал. Вроде как ярмарки собирается открывать, и поборы на дорогах отменил.
— То есть, он хороший король? — с веселым недоумением спросил его Само.
— Он король! — непонимающе посмотрел на него франк. — Он рода великого и в бою свое право отстоял. Значит, от самого господа власть ему дадена. Не нам судить его дела. Ежели казнил кого, значит, было за что. Хотя… опасаются люди. Язычники ему служат, нехристи поганые. Епископ Тетрик крестить их собрался, да они упираются пока что.
— Это ненадолго, — задумчиво махнул рукой князь. — До следующей весны все как один крещение примут, вот увидишь. Ладно, Астульф, не буду задерживать тебя. Прими от меня в подарок кошель за труды. И кувшинчик этот тоже возьми. У вас в Бургундии такого не найти. Сам владыка Григорий благословил его.
— Премного благодарен, ваша светлость, — не стал ломаться франк, который скакал сюда три недели, сбив задницу в кровь.
— И еще вот этот платок стряпухе Венеранде передай. Чистый шелк. Скажи, из самого Константинополя специально для нее везли.
— Это рабыне, что ли, передать? — раскрыл рот Астульф, глядя на платок так, словно это была ядовитая змея. — Старухе, которая на кухне у тестя работает?
— Ей самой, — усмехнулся в усы князь. — Скажи, Само привет свой шлет и помнит все ее колотушки до сих пор. И доброту ее тоже помнит.
— Передам, ваша светлость, — просипел удивленный донельзя франк, который в эти подробности посвящен не был. — Непременно передам.
Франк уже ушел, а князь повернулся к боярину Звонимиру, по ведомству которого проходила эта сложнейшая, многослойная операция, результатом которой и стало воцарение в Бургундии нового короля. Звонимиру было уже лет тридцать пять, и он давно не напоминал того простого улыбчивого парня, каким был когда-то. Он заматерел, а в глазах появилось то выражение, которое бывает у тех, кто решает людские судьбы. Впрочем, он мог и пошутить, и поулыбаться, и сплясать на свадьбе так, что все только диву давались. И он по-прежнему мог влезть человеку в душу, только делал это теперь куда искусней, чем раньше. Школа князя сказывалась.
— А ведь он, пожалуй, еще пару лет нам выиграет, — сказал князь после раздумий. — Что думаешь, Зван?
— Сам поражаюсь, княже, — развел руками тот. — И не думал я, что так удачно все сложится. Упрямый он невыносимо, и власть полюбил без меры. Не понимает пока, что власть как огонь. Не только греет, но и жжет больно.
— Может, взрослеть начал наш парнишка? — задумчиво сказал Самослав. — Или советника хорошего нашел. Удивительно, конечно. Если жена мальчика родит, то это весь расклад сил на Западе перевернет. Наследник рода Меровея, да еще и от знатной венчанной жены, а не от потаскухи подзаборной, как это обычно у королей франков водится, это же ого-го! Огромная сила в умелых руках.
— Слухи из Нейстрии доходят, государь, что король Хлотарь сдал сильно, — ответил Звонимир. — Постарел после того поражения сразу лет на десять. Волос седой весь и зубов уже половины нет. Как есть старик.
— А Дагоберт что? — полюбопытствовал князь. — Все так же охотится и бабам юбки задирает?
— За ум взялся, государь, — поморщился Зван. — Как епископ Арнульф в дальний монастырь ушел[28], так он в дела вникать начал. Весьма неглупый король оказался. Хочет большую ярмарку около Парижа открыть. Вот! — Зван протянул свиток.
— «Дагоберт, король франков… Леутону, Вульфиону, Раукону, графам, викариям, центенариям и остальным должностным лицам нашего государства… Желаем и постановляем во славу господа и славнейшего патрона нашего Дионисия открыть рынок [который должен быть]… в седьмые иды октября один раз в год и туда должны приезжать все купцы нашего королевства и из-за моря… по той дороге, которая ведет к Парижу у моста святого Мартина…Приказываем также, чтобы этот рынок продолжался четыре недели, туда могут прибыть купцы из Лангобардии или Испании, Прованса и других областей…», — прочитал Самослав.
— Да и, впрямь, не дурак, — удивленно протянул князь. — Быстро учится. Ну, так нам это даже на руку. Будем туда свои товары возить.
— А позволят? — поднял на него глаза Зван. — Что-то говорит мне, что станут палки в колеса вставлять. Не ко двору мы у франков, государь. Они точно знают, что это наши всадники им тогда у Шалона в спину ударили.
— А мы через Бургундию товар повезем, — усмехнулся Самослав. — У нас там теперь хорошие связи появились.
— Есть и плохие новости, государь, — сказал Звонимир. — Жупан Любуш исчез.
— Как исчез? Почему? — изумился князь.
— Там кое-какие ниточки к нему потянулись, — пояснил Зван. — Какие-то подозрительные у него дела с ромейскими купцами все это время были. Приходят купцы с обозом, а уходят на ладье, кожами закрытой. Ладья та из каких-то мелких притоков Моравы выплывала. А там, в тех местах, и нет ничего. Глушь несусветная. Торг ведь у реки, где острог Братиславы поставлен. Начали мы копать, а он и исчез. И не только он, но и сыновья, и их семьи. Как сквозь землю провалились.
— Найти! — князь пошел красными пятнами. — Найти его, чего бы это ни стоило!
Глава 15
Июль 629 года. Константинополь.
Марк вскрыл небольшой железный ларец, запертый на хитрый замок. Он ждал, он так долго ждал этого дня! Солнечный камень, так любимый всеми богачами от Александрии до далекой Индии лежал перед ним медово-желтой горкой. Мозг купца заработал на полную мощь. Можно продать камень ювелирам и заработать втрое, а можно нанять этих же ювелиров, а изделия продать самому. Тогда и прибыль будет больше раз в десять. Товары из далекой Словении сейчас в моде, и столичные щеголи начали брить лица и отпускать длинные усы по тамошнему обычаю. Умудренные жизненным опытом мужи укоризненно качали головами, видя такое легкомыслие. Ведь сам василевс носит бороду, а они подражают какому-то варвару. Впрочем, умудренные мужи, когда были молоды, сами отращивали волосы и заплетали их в косы, перевитые золочеными лентами, повторяя в своих пристрастиях аварских всадников. Ведь меняются только детали, а люди всегда остаются прежними.
Торговый дом его светлости процветал. Три десятка постоялых дворов от Белграда до самого Константинополя, лавки на рынках и даже поставки баранов и зерна не облагались налогами. Налог этот, коммеркий, был страшным бичом всего торгового люда, а его отсутствие обогащало казну княжества. Впрочем, торговцы-ромеи разорялись, и слали делегацию за делегацией к самому куропалату, но тот, тщательно взвесив все за и против, не решался нарушить договоренность с архонтом склавинов. Слишком велика будет цена за такое вероломство. Варвары не потерпят этого, и Фракия, впервые за долгие годы зажившая обычной жизнью, вновь будет разорена
