для определения совершенства фигуры, она каждый день обводит свой силуэт, приближаясь к идеальному размеру.
Сименон активно пишет и продолжает утверждать, что «напрасно искать в моих книгах, даже читая, как некоторые критики „между строк“, отражение состояния моей души в данный момент».
За год выходят пять, а не шесть, как обычно, романов — он много времени проводит с дочкой.
«Ты нежная и хочешь видеть вокруг себя только нежность. Разве она не должна быть взаимной? Не эта ли нежность и потребность получать взамен тоже самое, делают тебя такой ранимой?
Я буквально не спускаю с тебя глаз, словно опасаюсь, что кто-то равнодушный, сам того не ведая, причинит тебе боль. А, между тем, ты излучаешь радостное сияние с твоими волосами, отражающими солнце, с удлиненным личиком, с твоим таким гибким и в то же время крепким телом!
Вскоре мы стали прогуливаться, держась за руки, и я всегда испытывал волнение, чувствуя твою ладошку, зажатую в моей руке. Впервые в жизни я присутствую при том, как расцветает маленькая девочка. Ребенком я всегда завидовал своим приятелям, которым повезло иметь сестру».
Каникулы семейство проводит у моря, а осенью снова вступает в права ежемесячная неделя релакса в Нью-Йорке. Походы по кабаре и ночным клубам, встречи с издателями. Выходит сборник новелл Сименона под названием «Опасные повороты». Этот том остался в программе многих университетов на долгие годы.
Три дня у Сименонов гостит лондонский издатель — эрудит и англичанин до кончиков ногтей.
Когда Сименон занят, он прогуливается по аллеям в темном узком пальто и черном котелке, обшитом креповой ленточкой, словно шествует по лондонским улицам. И непременно с книгой в руках. Это удивляет Марка и он спрашивает:
— Как вы можете все время читать одну и ту же книгу?
— Это Шекспир, мой друг.
— Кто?
— Один из величайших авторов мира.
— Более великий, чем мой отец?
— Он давно умер, — любезно отвечает англичанин.
— Кто его застрелил?
Это звучит так по-американски, что издатель и Сименон недоуменно переглядываются.
И в самом деле, удивительная наивность для пятнадцати летнего школьника и сына знаменитого писателя. Очевидно, враг воспитательных мер Сименон, не стал навязывать сыну собственную убежденность, что образованность — «это хорошо»
8
И вот приходит день такой же, как и другие — утром Сименон едет на почту, по пути покупает газеты, пластинки для детей. Солнечная сиеста в эркере его кабинета, дремлющие на полках книги — удивительный дом, наполненный теплом и уютом!
Вечером он один смотрит телевизионные новости, а Дениз, как обычно, закрылась в своем кабинете с секретаршей.
Около десяти она заходит к нему. Сименон небрежно спрашивает:
— Сколько тебе понадобиться времени, чтобы собрать вещи?
— А куда ты едешь?
— Далеко, с детьми.
Она в изумлении смотрит на мужа:
— Надолго?
— Навсегда.
«Я сам не знаю, что произошло со мной, не знаю и того, с каких пор зрела эта мысль… В жизни мне несколько раз случалось вдруг почувствовать себя чужим в окружающей обстановке… Почему я решил менять один континент на другой и, что бы там ни говорили, одну цивилизацию на другую, в то время, как я был счастлив в нашем лейквилском доме? Не знаю».
— Куда мы поедем, Джо?
— В Европу. Конкретно не могу сказать. Мы остановимся на Лазурном берегу, где можно найти хорошую виллу и врачей. Ты знаешь, я чувствую себя уверенней, когда врачи рядом. Из-за детей.
— А потом?
— Италия, Голландия, Англия — мы можем поселиться везде, где есть прекрасная сельская местность. Этот наш дом мы сохраним, тут мы были счастливы.
Дениз, рыдая, бросилась в его объятья.
— Тебе грустно?
— Это от радости!
Дениз всегда чувствовала себя созданной для блестящей жизни. Ежемесячные поездки в Нью-Йорк на неделю ничего для нее не значили, в сравнении с опьянением светской жизнью Парижа, испытанным во время визита в Бельгию.
— Когда мы едем?
— Пусть твоя секретарша узнает даты отбытия ближайших пароходов.
— А вещи и мебель?
— Все останется здесь. Ведь мы еще вернемся. Буль мы возьмем с собой, а Тижи я сообщу об отъезде, когда будет известна дата отплытия парохода.
— Спасибо тебе, Джо!
Сименон ожидал этой реакции Ди. Она всегда рвалась в Европу. В тот день она предавалась любви с забытым пылом и повторяла:
— Спасибо, спасибо, Джо!
Сименон покупает огромный фургон, которым может вместить восемь человек и багаж. Это белый «додж», который совсем недавно начала выпускать фирма «Крайслер».
Ранним утром 19 марта они покидают Лейквил. На руках Джонни симпатяга Мисетер — щенок серебристого королевского пуделя.
Впереди новая жизнь! Сименон не хочет оглядываться — уезжать, так уезжать! Но при развороте он видит окутанный цветением сад и дом, приветливо сияющий всеми окнами. Он никогда не вернется сюда, так же, как никогда не возвратится ни в роскошную парижскую квартиру, ни в «бабушкин дом» дом в Нелье.
Девятнадцатого марта семейство садиться на «Иль де Франс», покидающий причал Нью-Йорка.
Мари-Джо два года и она лепечет по — английски. Марку шестнадцать, Дениз тридцать пять. Вспоминая этот свой неожиданный переезд, Сименон все же докапывается до тайной причины: он чувствовал неудовлетворенность жены провинциальной американской жизнью и решился переселиться в любимую ею Европу.
«Как большинство франкоязычных канадок, Ди была воспитана в духе обожания Франции и ей вскружило голову путешествие 1952 года, когда она попала в круг людей, к которым и не мечтала приблизиться ранее.
Конечно, с первой встречи я знал о ее неуравновешенности, о ней свидетельствовало ее признание о тяге к самоубийству, попытка утопиться в океане. Мы прожили месяцы, годы слепой страсти, взлетов и падений и я лелеял надежду, что она успокоиться и станет простой женщиной. Но красоты провинциальной жизни оставили ее равнодушной. Она чувствует себя созданной для блестящей светской жизни. Неделя в Нью-Йорке лишь разжигала тоску.
Надежда увидеть Ди безоглядно счастливой и радостной вдруг толкнула меня к решению уехать в Европу».
Признание звучит не убедительно. Сам Сименон, по его словам, ненавидит светскую круговерть и пустую трату времени в общении с приятелями. Неприятно ему это стремление и в Дениз. И вдруг он срывается с полюбившегося ему места, чтобы предоставить жене тот образ жизни, который ему претит. Что скрывается за этим откровением? Вероятно, как всегда в случаях внезапной перемены мест, он и сам не понимает причин. Не оседлый характер у этого гонца за приключениями. Хотя сам он считает иначе, провозглашая своим идеалом сельское «фамильное гнездо», в котором вырастают и старятся несколько поколений.
Перечисление домов, обустроенных Сименоном для «постоянного проживания» может заинтересовать фирму недвижимости,
