нас судили сразу по совершении греха, мы бы все были растерты на месте в космическую пыль. И даже мокрого пятна бы не оставалось. Ад бы был переполнен. Я знал, что мне нужно выполнить свою миссию в этом городе, как бы трудно и страшно мне не было, и только после этого я смогу вернуться к себе домой. Надо быть скромным, надо тихо делать свое дело, и тогда у нас все получится. Храм Христов в Иерусалиме не был построен за один день. Всему нужно иметь терпение. Итак, та энергия, что я почувствовал в Галатской башне, должна зацепиться за шпиль Девичьей башни и закрыть мощным потоком света тот район, что мне показали. Меня опять туристы оттеснили от перил смотровой площадки, я вернулся в нижний маленький ресторанчик, уже пустой, не удержался и заказал себе кофе. Был, как ни странно, выбор американских видов кофе — все-таки музей ориентировался на иностранных туристов. Я взял латте и утонул в нежной пенке. Захотелось забыться, забыть то, зачем я здесь, забыть об опасности 24/7 висящей над моей головой, забыть…Нет, там дальше был обет Богу, вот его-то забыть точно не удастся. Мужайся, солдат, мужайся. Крест невозможно снять, это с него, наоборот, снимают. Уже после смерти. Мне надо было дотащить свой крест до конца и не ныть. Я и не ныл, старался изо всех сил. Но, бывало, непрошеные жалостливые мысли нет-нет, да и посещали меня. Мокрой тряпкой их надо отгонять, как жадных и прожорливых чаек — валоцерапторов. Такие жалостливые мысли жрут вашу защиту, любой ропот на обстоятельства жизни убивает «на ура» вашу защиту от Бога. Вы же не будете спокойно смотреть как чайка — валоцераптор нагло жрет ваш бутерброд прямо из руки, стоит вам на секунду отвернуться? Вы же, как минимум, заорете, как максимум, отмахнетесь от нее, правда? Так и тут, унылые мысли, жалеющие вас, нужно отгонять. Отгонять бодро, весело, с размахом. Иначе съедять, как миленькие, съедять. Я допил свой латте и бодрой походкой пошел к катеру. Одно но: я почувствовал, как за мной тянется светлый энергетический след. Иголочка побывала в нужном месте, ниточка вставлена в ушко, стежок сделан. Наконец, я почувствовал удовлетворение, как собака, которая после долгих поисков, наконец, нашла след. Я был воодушевлен, поэтому не сразу заметил злые взгляды туристов на нашем маленьком кораблике, плывущем к берегам Босфора. Их взгляды кололи меня, как кортики, я ничего не понимал — ведь я не успел сделать ничего плохого. А потом разом как понял, как понял. Если темные сверлят меня взглядами, значит, я на верном пути. Это 100 %. Кораблик был переполнен темными, это было очевидно. Как бы мне так выйти на берег и запутать следы, чтобы они за мной не увязались к этому светлому квардрату? Как бы мне так сделать, чтобы для них исчезнуть разом, как только моя нога ступит на берег? Я начал молиться, я молился так, что почувствовал, что у меня горит все тело, я хотел быть услышанным, я был близок к разгадке, как никогда, и я молил о защите. Дойти во что бы то ни стало до квадрата, иголка должна сделать еще один стежок. И я сделал это. Я ступил на берег и очень быстро побежал до торгового центра. Я почувствовал спиной, как темные кинулись за мной, но потом стремительно откачнулись назад, как если бы кто-то огромный их держал на поводке. Я бежал так, что ветер свистел у меня в ушах. Я разом вспомнил все уроки физкультуры, прогулянные мной в школе, все разы, когда я пропускал спортзал, валяясь на диване и все булки и бутерброды, сожранные после не то, что после шести вечера, а даже после полуночи: я припомнил себе все. Я вбежал в торговую галерею, отдышка валила меня с ног. Я был красный как рак, задыхающийся как тюлень. Нелегко бегать от темных бесплотных существ, которые во время этого сумасшедшего бега вполне могут спокойненько сидеть у меня на носу. Но сейчас я чувствовал, что оторвался. Правда, было абсолютно непонятно, надолго ли. Я сделал вид, что внимательно рассматриваю витрины, а сам косился по сторонам. Я не очень понимал, почему, но я собрал на себе все взгляды. Посмотрел в витрину — ничего особенного, одет, как все туристы. Ну, может отдышка, красные щеки и сумасшедший взгляд, но по одежде фиг отличишь от остальных. В чем же было дело? И тут меня осенило: моя «ниточка», мой светлый энергетический след, привязанный ко мне, может и не был виден глазами, но очень хорошо чувствовался и заставлял окружающих пялиться на меня. Это можно было пережить, а вот что пережить было сложновато, так это заставить себя снова выйти на улицу, чтобы искать тот квадрат. Остановка в торговой галерее была передышкой, не больше, и хотя столики кафе призывали меня взять чашечку кофе и славно посидеть, почиллить, я знал, что дело прежде всего. Я рвался к этому квадрату, там должна быть битва, я там нужен как сосуд для передачи энергии для наших. Какого фига я еще делаю здесь, когда я уже должен быть там?! Я вышел на улицу, как космонавт в открытый космос: было очень страшно. Но я был должен найти это место. Наконец, движуха началась и завеса приоткрыла тайну: то, ради чего я приехал сюда. Наконец-то все не зря. Я восславил Господа за то, что все началось, и встал, оглядываясь, в проеме у входа. Все складывалось как нельзя лучше — я не видел и не чувствовал темных. Я пошел максимально бодрой походкой вверх по улице и даже задумался о том, чтобы взять такси. Небо Стамбула внимательно смотрело на одного дерзкого светлого, который в одиночку решил победить войско темных. Для этого он, разумеется, каждый день выпивал по литру турецкого кофе со жмыхом, жрал симиты и каштаны и обзывал стамбульских чаек. Это ли не путь к победе? Максимально гениальный путь. Я свернул в какой то узенький переулок прошел мимо протянутого поперек всей улицы постиранного белья и увидел шкафчик с хлебом для бедных. Большие батоны были аккуратно выложены во вместительный голубого цвета шкафчик. Если ты беден, ты можешь взять хлеб и не умереть с голоду. Я зауважал турок еще больше. Почему мы не можем сделать такие шкафчики в России? Что нас останавливает? Разве мы не широкая душа? Я знал, что в некоторых магазинах были полки, где можно было взять бесплатно хлеб
