Василий и развеселился.
— Девочек обижать нельзя! — отчеканила Маша, — а то будет так: там гулял Василий с Гошей, Гоша дал ему галошей.
— Ну вот ещё? — возмутился Василий. — Мы с Гошей друзья, а друзья не дерутся.
— А вы и не будете драться, — заверила его Маша, — Василий обидел Катю и за это получил галошей. Он понял, что был не прав и извинился.
— Да не обижал я Катю! — стал защищаться Василий. — Это же шутка, чтобы в рифму было.
— Всё равно, нужно думать, что говоришь, — наставительно сказала Маша, — иногда слова и мысли превращаются в действия.
— Ладно, — сдался Василий, — тогда так: там гуляли Катя с Гошей, Кате Гоша — брат хороший.
— Вот это правильно, — согласилась Маша, — брат всегда должен защищать сестру. Слушай, а зачем это к вам скорая приехала?
— Да эта докторша, Екатерина Матвеевна, уже вчера поздно позвонила, и даже сегодня утром позвонила, — сообщил Василий, — требует, чтобы я отправился с ней на какой–то симпозиум, будет там меня показывать. А я что, экспонат какой–то? Не хочу, чтобы меня выставляли. Ах какой редкий случай! А как вы этого добились, Екатерина Матвеевна? Просим вас выступить у нас с лекцией… И так далее и тому подобное. Так она, видно, приехала уговаривать бабушку с дедушкой. Может, пойдём куда–нибудь, ну её, посидит и уедет.
— Так неприлично, — отказалась Маша, — придём и скажем, что ты не хочешь. И всё. Чего тут бояться? И вообще, раз этот случай единственный, то необходимо продолжить применение мази на других больных, чтобы наработать практику. А то вдруг, всё не так окажется?
— Точно, — обрадовался Василий, — так и скажем, пошли.
— Пойдем, — поправила его Маша, а сама подумала: «Я почему–то совершенно точно уверена, что с этой наномазью всё не так и окажется».
Глава 29. В которой Маша переубеждает доктора.
Когда они дошли до конца деревни, то у дома Василия действительно стояла машина скорой помощи, а на скамеечке перед домом сидели бабушка Василия и доктор Екатерина Матвеевна. Доктор что–то увлечённо рассказывала, а Нина Ивановна в основном поддакивала да кивала.
— Ну вот, — сказал тихо Василий, — видно бабушку уже уговорили. Дедушку не видно, значит ушёл от них в сарай, чтобы не спорить. На тебя, Маша, вся надежда, больше меня никто не поддержит.
— Не волнуйся, — попыталась успокоить мальчика Маша, — сейчас мы ей покажем симпозиум.
Они подошли и поздоровались.
— Василий, — начала Нина Ивановна, — вот за тобой доктор приехала. Твоё выздоровление обсуждают до сих пор. Это так оставлять нельзя, ты теперь научный феномен, тебя теперь по телевизору покажут. Так что собирайся, надо ехать.
— Ну бабушка, — повысил голос Василий, — я тебе уже вчера сказал, что никуда не поеду, мы же уже договорились.
— Василий, — заговорила Екатерина Матвеевна, — я понимаю, что тебе не хочется, но подумай о других больных, кого тоже никак не удаётся вылечить. Твой случай уникален, нужно обязательно пройти полное медицинское обследование, завтра проводится международный симпозиум по твоему поводу, приезжают светила науки, даже один профессор из Германии. Ты же не хочешь, чтобы вышел международный скандал?
— Детям принимать участие в симпозиумах категорически запрещено, — вступилась за Василия Маша.
— Кто это тебе такое сказал? — удивилась доктор. — Симпозиум — это конечно важное научное совещание, там выступают с докладами светила науки, но в исключительных случаях детей туда тоже допускают. Они, естественно мало что поймут в научных дискуссиях, но если их участие требуется, то их конечно же приглашают.
— А если я вам докажу, что это не так, — вы не будете больше требовать, чтобы Василий поехал? — спросила Маша.
— Ну хорошо, — снисходительно улыбнулась Екатерина Матвеевна, — доказывай.
— Вот вы на чём приехали? — спросила её Маша.
— Странный вопрос, — дивилась доктор, — ты же видишь, что на машине.
— А если я вам скажу, что вы приехали на токарном станке вы согласитесь? — продолжала Маша.
— Что за глупости, — начала раздражаться доктор, — какой токарный станок, если все знают, что вот это машина, в смысле автомобиль.
— Все знают, — поправила её Маша, — что если вещь называется так, то по другому её называть нельзя. Вот, например, все давно решили, что вот это дерево называется берёза. А тут вы приходите, и утверждаете, что это василёк и впредь называть его только так. Вас кто–нибудь послушает? Нет конечно, потому, что это абсурд. Так вот и ваш симпозиум — это не василёк в смысле многонаучной конференции, а берёза как есть, то есть пирушка в прямом смысле слова. Потому что в древней Греции, а потом в Риме этим словом обозначалась пирушка. И если это вполне естественно для учёных мужей, то детям участие в пирушках возбраняется.
Василий стоял и слушал с открытым ртом. Его бабушка сидела и слушала, но с закрытым ртом. Ну а доктор вначале стояла, но под конец уже тоже сидела с ничего не понимающим видом.
(Кстати, тут Маша не так уж и не права оказалась. Частенько всевозможные научные симпозиумы и в наше время оканчиваются доброй пирушкой. Видимо Екатерина Матвеевна уже бывала на таких мероприятиях, поэтому и не стала особо спорить.)
— Ничего не понимаю, — сказала доктор, — ты, конечно права, но лишь совсем на чуть–чуть. Ладно, не хотите, как хотите. Но ты, Василий, — сказала она сокрушённо, — упускаешь свою всемирную славу. Подумай всё–таки, завтра будет ещё не поздно.
Доктор попрощалась со всеми, села в машину и уехала.
— Ну ты, Маша, даёшь! — восхищённо сказал Василий.
— И какое министерство просвещения теперь винить, за то, что в правилах русского языка учёное собрание стали называть пирушкой? — спросила бабушка Василия. — А я‑то, старая, чуть внука туда не отправила. Ну, спасибо тебе, Машенька, оградила от непотребного, вовремя остановила, а то совсем заговорила меня эта сладкоголосая.
«Вот, что происходит, когда начинаешь общаться с кротами, — подумала Маша, — они со своей антилогикой любого так запутают, что уже не понимаешь, в каком мире ты живёшь. Хотя опять–таки от Крота польза вышла».
Тут она вспомнила, что остаётся Кроту должна за зелёный трилистник.
— Слушай, Василий,