неизвестность. А те, кто временно оставался здесь, смотрели им вслед и от всей души желали успеха.
Ехали долго. Собственно, не ехали, а шли пешком. Дорога была трудная. Сыпал непрерывный осенний дождь — серый, мелкий, нудный. Правда, женщины по очереди садились на повозку, но ненадолго. С ними шел и Василий Кудинов, которому дорога эта была хорошо знакома: не раз хожена. Чтобы прогнать скуку, рассказывал забавные истории. Вера больше молчала.
Наконец добрались до торфопредприятия «XX лет Октября» — базы партизанского отряда Михаила Бирюлина, на который опирались в своей работе подпольщики. Витебск был уже недалеко.
СМЕЛОСТЬ БЕРЕТ ГОРОДА
Нет ничего томительнее ожидания. Партизаны ходили на операции. Где-то в стороне от их базы рвались мины. Летели под откосы эшелоны с живой силой и техникой врага. В окружающих населенных пунктах народные мстители громили вражеские гарнизоны. А небольшая группа Веры все еще сидела на партизанской базе и ждала.
Задача их ясна: пробраться в Витебск, создать там подпольную организацию, которая проводила бы политическую работу среди населения, вовлекала жителей в активную антифашистскую борьбу и добывала сведения о противнике для партизан и Красной Армии. Так говорили Вере в ЦК Компартии Белоруссии. Так она и понимала свою роль.
Но прошло много времени, а она все не могла доложить в ЦК о том, что приступила к выполнению задания. Хотя до Витебска было рукой подать, ее не пускали туда. Василий Кудинов успокаивал:
— Подожди, успеешь. Мы еще не готовы к отправке вас в Витебск.
И в самом деле, опыт подсказывал ей, что пробираться сейчас в город было бы чрезвычайно опасно. Ей и остальным женщинам неправильно оформили документы. Воспользоваться ими для легальной прописки в городе было нельзя. Случилось так, что и денег советских и немецких перед отправкой через линию фронта Вера не смогла взять.
В то время партийная организация области только начинала подпольную работу в городе. Надежных связей в Витебске обком еще не имел. Не было там и проверенных квартир, где могли бы обосноваться подпольщики.
Тревожило Веру еще и то, что из ее группы одна лишь Дуся до войны жила в Витебске, для остальных этот город известен только по учебникам географии да сводкам Советского информбюро. А ведь там предстоит работать. Сумеют ли ее девчата быстро сориентироваться? Ведь не подойдешь к первому встречному спрашивать, где находится такая-то улица. Да и как примут их незнакомые люди в оккупированном врагами городе, где установлен жестокий полицейский режим?
Все эти вопросы волновали Веру и представителя обкома партии.
Вере все казалось, что Кудинов непростительно медлит, что у него нет тех больших организаторских способностей, какие нужны в столь сложной обстановке. Правда, он что-то предпринимал. Немцы выселяли жителей Витебска из отдельных районов города в окружающие деревни. Кудинов через своих людей завязывал с ними связи. Но делалось все это робко, без достаточной настойчивости, что очень огорчало и раздражало Веру.
— Долго будете держать нас на привязи? — требовательно спрашивала она.
— Мы не можем рисковать вашими жизнями, — отвечал ей Кудинов, — У нас пока нет там надежных людей, работающих у немцев, которые могли бы прописать вас в городе, особенно с вашими документами.
— На войне без риска не бывает, — возражала спокойно Вера. — Риск — благородное дело. И потом, сидя здесь, на базе, мы так и не заимеем нужных связей. Надо действовать.
Она настояла на своем. 27 сентября 1942 года Дуся и Тоня отправились в Витебск. Их сопровождала Клава Болдачева, жительница деревни Контово Витебского района. Она была связной партизанского отряда и носила кличку «Береза».
С волнением ждала Вера возвращения девушек. Тоня и Клава вернулись на следующий день. Увидев их, Вера не выдержала, бросилась навстречу:
— Ну как?
— Все в порядке. Дуся осталась там, у родственников. Она передала, что и вам, Вера Захаровна, тоже можно устроиться.
Окончательная подготовка заняла более суток. Кудинов усиленно собирал записки партизан 1-й и 2-й бригад к родственникам и знакомым, проживавшим в Витебске. В каждой говорилось, что «податель сего» заслуживает полного доверия, что нужно оказывать ему всяческую помощь и содействие. Разумеется, были там и личные сообщения и просьбы.
Десятки записок на различных клочках бумаги — белых тетрадочных, красных оберточных, желтых полукартонных. А кто он, этот адресат, что у него на душе, какому богу он молится или какому лешему кланяется?
Мало кто из писавших записки ручался, что человек, к которому он обращался, охотно примет представителя партизанского отряда. Время наступило лихое, фашисты казнят людей без всякой причины, а тут связь с партизанами… Не у всякого найдется мужество приютить у себя подпольщика, работать совместно с ним.
А ведь записки писались не только к родственникам, но и просто к знакомым, к соседям. Поди узнай, кем был и кем стал сосед за это время! Каких только превращений не случалось в трудную годину войны!
Вера взяла все, что ей предложили, — сто восемнадцать адресов. Вдруг пригодятся, даже девять адресов предателей — их надо знать, чтобы обойти, не нарваться.
Сто восемнадцать, и ни одного наверняка надежного. Все надо разведывать, прощупывать, удостоверяться, рискуя своей головой.
Молодой парень Володя Германович, смущаясь и слегка краснея, тоже передал записочку:
— Девушка там у меня осталась, Василь Романович, в Витебске… Мы… Ну, словом, я ручаюсь за нее. Хотя я ее давно, почти с самого начала войны, не видел, но уверен, что она не может продаться фашистам. Не такая она… Честная… Вы не смотрите, что она на немецком аэродроме работает. Семья у нее, жить как-то надо…
— А ты все же не сомневаешься в ней? — еще раз переспросил Кудинов.
— Как за себя ручаюсь! — воскликнул парень.
Разговор с Володей Василий Кудинов передал Вере. Та выслушала внимательно, ничего не сказала, но подумала: «Крепко же любит, если так уверен в девушке. А проверить все же не мешает…»
Вышли на рассвете. К городу подошли, когда всходило солнце. Панорама Витебска очаровала Веру. Голубая лента Западной Двины гигантским кушаком опоясала город посредине. Капризная река причудливо извивалась в высоких берегах и, казалось, поглощала всю лазурь неба. Величественная, спокойная, она, как заслуженную дань, принимала воды своих младших сестер — Витьбы, Лучесы и других речек и речушек.
На прибрежных холмах в золотистом оперении осенних деревьев чернели остовы обгорелых домов, ярким багрянцем отливали на солнце уцелевшие кирпичные здания.
Величие и нищета удивительно сочетались во всем облике города, и от этого странного сочетания у Веры тоскливо сжалось сердце.
— Вон он какой, оказывается, Витебск! — невольно вырвалось у нее.
— Какой? —
